Последнее танго в Бруклине
Шрифт:
Пенни смотрела на нее растерянно:
– Может, что-нибудь нужно сделать?
– Нет, нет, все в порядке, – сняв трубку, Эллен набрала 9Ц74.
– Аптека, – отозвался мужской голос.
– Говорит Эллен Риччо из библиотеки. Я собираю данные по опытам доктора Вандерманна над павианами, он оставил мне рецепт, написанный от руки, но я что-то не разберу, какая доза.
– Попробую вам помочь.
– Вот спасибо, я затем и позвонила.
– Одну минутку, я сейчас найду записи…
Эллен слышала, как он переключает программу на
– Ага, нашел. Записываете?
– Да, пожалуйста, только самый последний его заказ, остальное у меня имеется.
– Нет проблем.
Приготовив ручку, Эллен внимательно слушала.
– Так, посмотрим… хлористый калий. Вот черт. Нет там никакого калия.
– Записала. Еще?
– Раствор Роу…
Ага!
–..декстроза и стрептокиназа… продиктовать по буквам?
– Нет, нет, спасибо, я знаю.
– К вашим услугам.
– Простите, – он уже собирался повесить трубку, – еще один вопрос: не подскажете, для чего нужен хлористый калий?
– Обычно его используют для восполнения уровня калиевых солей, но мне кажется, доктору Вандерманну это понадобилось для пересадок, которые он делает у павианов, – двадцать миллиэквивалентов, и сердце останавливается совсем.
– Благодарю вас. Вы мне очень помогли, очень. Щеки ее пылали. Все, попался, мерзавец, она его схватила за руку.
Голос Голди вывел ее из состояния крайней экзальтации.
– Что с тобой такое, а?
– Ой, Голди, я даже не знаю, с чего начать, понимаешь, я…
– Зато я знаю, с чего начинать, с энтерологии. Пошли, тебе гастроскопия назначена.
Но оказалось, что это не просто гастроскопия. Ее положили на матрасик, потом она очутилась под стеклянным куполом. Очень низким, прозрачное стекло так и нависало у нее надо лбом. Ее словно в кастрюлю затолкали и сейчас поставят варить. Ей это показалось ужасно смешным. Хотя что уж тут веселиться, просто истерика какая-то, и все равно, смех ее просто распирал. Она тихонечко хихикнула.
– Все нормально? – поинтересовался техник. Странная какая, никто под этим колпаком никогда не смеялся?
– Да, да, вы не обращайте внимания, это у меня так огорчение проявляется.
– Если почувствуете, что вас стесняет замкнутое пространство, здесь есть зеркальце, смотрите у него. Некоторым это помогает.
Она попробовала взглянуть, но выяснилось, что зеркало кто-то сдвинул, так что в него был виден только краешек ее помятого докторского халата. Теперь у нее возникло чувство, что она в химчистке: вот сейчас заполнят барабан и включат моторчик. Она опять хихикнула.
– А теперь лежать неподвижно, – донесся до нее голос техника. – Печень мы очень быстро осмотрим, но надо, чтобы вы не делали никаких движений.
Послышалось какое-то ритмичное постукивание, словно били в барабан индейцы на своем празднике, хотя нет, звук не такой, скорее похож на бульканье закипевшего кофе в перколяторе, а вот стуки еще быстрее, еще быстрее.
– Хорошо, еще потерпите самую малость, и все.
Опять постукивание, опять это бульканье. Она чувствовала себя, как, наверное, должен себя чувствовать астронавт, летящий к Луне, – включена система, приводящая ракету в движение, щелкают стрелки на гигантских часах, отсчитывая секунды. Тут уж не до смеха. Все мускулы ее напряглись в старании не шевельнуться, только медленно, очень медленно поползли по щекам две слезинки.
Как только ее привезли назад в палату (и слушать не стали, что она себя хорошо чувствует, вполне может дойти сама, в больнице порядки строгие), Эллен потребовала, чтобы вернули одежду.
– Напрасно беспокоитесь, – уговаривал ее санитар, парень, которого она тут прежде не встречала, – наверное, там они и лежат, вещи ваши, в приемном отделении. Сейчас кого-нибудь за ними пошлем.
– А нельзя мне самой?
– Да что за спешка? Вас все равно сегодня никуда не отпустят.
– Нет, отпустят. С меня хватит, минуты тут больше не останусь.
– Слушайте, ну что вы, как ребенок, себя ведете, – он старался быть с ней как можно ласковее. – Если хотите выписаться, несмотря на рекомендации врачей, вас, конечно, никто силой удерживать не станет, только зачем вам себе же вредить? Зачем, скажите вы мне. Доктор О'Брайен считает, что надо вас тут подержать, пока не будут готовы результаты обследования.
Она вдруг почувствовала страшную усталость. «Ладно», – вяло махнула рукой Эллен. Послушно улеглась. Пусть, зато будет время все как следует обдумать, решить, как она должна теперь действовать, какие предпринять шаги.
Санитар направился к выходу.
– Постойте, можно я вас попрошу об одолжении?
– Конечно.
– В кафетерии меня ждет мистер Бен Джекобс. Пожалуйста, скажите ему, чтобы он ко мне поднялся.
Через несколько минут послышался стук в дверь. Эллен вскочила на ноги:
– Бен! Ну заходи же, заходи скорее!
Но это был не Бен. Это был Рихард, еще не переодевшийся после дежурства.
– Эллен, мне только что сказали, что, оказывается, ты у нас лежишь… – в голосе его звучала неподдельная тревога. – Что с тобой стряслось?
В ней поднялась такая волна ярости, что зубы словно сами собой сомкнулись, и она не в силах была выговорить ни слова. Просто отвернулась к стене. Смотреть на него и то противно.
Обеспокоенный ее поведением, он подошел поближе к кровати.
– Ты слишком многое пережила. Знаешь, мне уже давно внушает беспокойство твое состояние…
Эллен слушала его, чувствуя, что щеки ее уже пылают. Дыхание стало горячим, прерывистым.
– Понимаю, Джелло был тебе очень дорог, – продолжал он. – Я сделал все, что в человеческих силах, но оказалось слишком поздно, извини. Мне самому ужасно тяжело, что никак не сумел ему помочь.