Последнее танго в Бруклине
Шрифт:
– Оставьте, сестра, ну зачем такие мрачные мысли?
– Ничуть они не мрачные, милая. – Глаза сестры Клариты сияли. – Так радостно избавить от страха смерти. Почему считают, что смерть самое страшное горе, она же должна как радость и как освобождение восприниматься! Мы покидаем эту юдоль, чтобы очутиться в своем истинное доме, где приготовлено для нас место. А это… – она опять провела рукой по ящику… – служит мне напоминанием, что час моего освобождения близок.
Эллен залпом допила чай. Скорей бы отсюда выбраться! Слишком уж все сразу: смерть Джелло, предательство
Просто безумие какое-то, а ее в последние сутки и без того безумие преследует на каждом шагу.
Такси медленно ползло по Бруклинскому мосту, битком забитому машинами, – поддень, час пик. Бен радовался, что решил обойтись сегодня без своей машины; с ума бы сошел, сидя сам за рулем, в этакой пробке. И куда, хотел бы он знать, все они едут? Ведь рабочее время, вот и занимались бы делом; ну хорошо, пошли бы куда-нибудь перекусить, если у них перерыв.
Он разглядывал из окна идентичные башни Всемирного торгового центра, две гигантские постройки, которые тут чуть не рухнули, страшно и подумать, какие бы от них образовались завалы. А ведь все именно так и могло получиться, если бы террористы были посообразительнее, упрятав динамит туда, где взрыв дал бы самую сильную волну – и тогда не спасли бы никакая массивность, никакой бетон.
Башни эти ему никогда не нравились. Только загромождают замечательную панораму небоскребов, которой они с Милтом часто любовались, сбежав на балкон от разговоров Сары. Забавно, что все самые знаменитые снимки Нью-Йорка – с панорамой небоскребов, подсвеченных заходящим солнцем или залитых неоном огней ночью, – делаются отсюда, из Бруклина. А те, кто выкладывают сумасшедшие деньги за то, чтобы жить на Манхэттене, ничего этого и не видят, только стены громад, наступающие со всех сторон.
Он взглянул на часы: почти полдень. Хорошо бы Милт уже достал выписки, когда он до него доберется. Бен позвонил ему из дома, и Милт сказал, что постарается, на все кнопки нажмет, какие ему доступны. А уж если Милту это не удастся, нечего и пытаться действовать через кого-то еще.
Хотя, если честно, не хотелось Бену во все это ввязываться, ему совсем не улыбалась перспектива сопровождать Эллен, когда она пойдет в прокуратуру, ждать с нею вместе, какое будет вынесено решение собирать бумаги, из кожи вон лезть, чтобы упрятать убийцу Джелло за решетку. Ему в общем-то все равно, убийца Рихард или нет. Ему бы одного хотелось: чтобы опять началась нормальная жизнь, вернулись те счастливые денечки, какие у них были, пока не случилась эта авария с вертолетом. Чтобы наверстать время, по глупости им растраченное, и просто сидеть дома и любить ее. Может, ее уже выписали, и она добралась до квартиры, пока он тут торчит, зажатый со всех сторон автомобилями… А, черт!
– Так какой адрес-то, повторите, – попросил водитель.
– Лексингтон, угол сорок третьей.
Добираться еще кварталов десять, а поток машин словно и вовсе замер.
– Остановите, пожалуйста, дальше я пешком дойду.
– Как хотите, – водителю, кажется, это тоже по душе.
Бен сунул ему лишний доллар и выпрыгнул на тротуар.
Господи, до чего он не выносит Манхэттен! Все несутся, словно крысы, разбегающиеся после потравы, везде полно каких-то грязных типов, торгующих кто кошельками, кто часами прямо из картонных коробок. Вовсю стараются ухватить лишнюю пятерку-десятку, а уж каким способом – неважно.
Ну вот, наконец, и здание, где контора Милта. Лифт доставил его на сорок первый этаж, холл там напоминал полотно футуриста – марсиан бы сюда, когда прилетят, им понравится, совсем как дома. Ага, вот и литеры немыслимых размеров – З.А., надо понимать, «Знаменитые артисты», а под этими литерами столик и за ним красивая секретарша. Милт говорил ему, что в Калифорнии под этой аббревиатурой все, кому не лень, приписывали другую: Л.А. – З.А. из Лос-Анджелеса, так и агентство их все там называют, «Зала».
– Могу я переговорить с Милтом Шульцем?
– Ваша фамилия, пожалуйста, – улыбка приклеена, хорошо ее выдрессировали.
– Да это же Бен Джекобс! – загремел за его спиной чей-то голос.
Он обернулся и тут же попал в объятия Дона Арнольда, страшно ему обрадовавшегося. Опять немножко лишнего веса набрал.
– Вижу, все вижу, Бен, сейчас меня начнете ругать, что упражнения забросил, так? Но я просто дожидался, когда вы опять станете работать, а теперь я буду, обещаю, что все буду делать.
– Вот то-то, чтобы с завтрашнего же дня! – и Бен шутливо погрозил ему пальцем.
– Вы ведь не знакомы с моей женой? – Дон обнял красавицу-блондинку, стоявшую рядом. По фотографиям в журналах Бен узнал ее сразу. Так это и есть та сучка Доуни.
– Мистер Джекобс, я вам бесконечно благодарна, вы так помогли Дону! – Она протянула ему холеную ручку, на которой красовалось кольцо с гигантским бриллиантом.
– Видали, Бен? – Дон хвастливо ему подмигнул. – Я ей подарил на нашу помолвку.
Оба рассмеялись.
Бен не понял, что тут такого забавного, они вроде как успели уже развестись, разве нет?
– Знаю, Бен, знаю, о чем вы. – Дону нравилась его роль ясновидящего. – Но вот последняя новость: вчера окончательно завершился наш бракоразводный процесс. И мы решили, что это надо отметить…
Бен кивнул, все еще не сообразив, что дальше.
– И вот что из этого вышло, – Дон так и сиял. – Мы немножечко выпили – всего коктейль, Бен, ну хорошо, два, я по-прежнему форму соблюдаю. – Он заржал. – Ну, короче, мы обо всем договорились, покончили со всеми проблемами, а потом сели в машину, добрались до Мериленда и там, в Элктоне, нас опять поженили!
– Романтично, согласитесь, мистер Джекобс. Очень романтично! – зачирикала Доуни, с обожанием глядя на Дона, который легонечко поглаживал ее по попке. – Вот пронюхают в газетах, представляете, какие заголовки будут!
Один из телохранителей, державший двери лифта открытыми, пока шел этот разговор, окликнул их: «Мистер Арнольд, миссис Арнольд, вы опаздываете!»
– Поехали с нами, Бен, – предложил Дон. – Пообедаем вместе, у нас компания замечательная.
– Спасибо, но, к сожалению, не смогу.