Последние битвы Императорского флота
Шрифт:
Во время французской эвакуации из Новороссийска подошел пароход «Святой Николай», командиру которого адмирал Саблин поручил попытаться забрать остававшиеся на складах в Севастополе снаряды.
О прибытии парохода морских сил ВСЮР доложили французскому адмиралу, и тот не замедлил запретить погрузку в трюмы судна любого груза.
Более того, адмирал Амет, чтобы не раздражать большевиков, приказал на все время пребывания парохода в Севастополе спустить на нем Андреевский флаг.
После интенсивного ремонта «Мирабо» смог наконец выйти из дока и на буксире французского линейного корабля «Жюстис» на малом ходу ушел в Константинополь, оставив по недостатку времени снятые с него тяжести в доке.
Немного позже, когда Главнокомандующим Русской армией в Крыму стал барон Петр Николаевич
Пароход взял курс на Константинополь, затем, пройдя через Босфор, добрался до итальянского порта, где весь его груз был продан местным предпринимателям.
28 апреля 1919 года была закончена эвакуация французских войск. Во второй половине следующего дня, когда большевистские войска победителями вступили в город, последний из французской эскадры корабль «Жан Бар» еще оставался в порту и вышел из бухты лишь 1 мая.
Пришедшие на буксире в Новороссийск русские корабли требовали самого серьезного ремонта. За время беспрерывных походов во время Великой войны и более чем года стоянки в Севастополе, оставаясь, говоря мягко, без присмотра, механизмы и главным образом котлы пришли в весьма плачевное состояние.
Механизмы машин были покрыты ржавчиной и грязью, вся утварь, инструмент, весла и паруса со шлюпок, сигнальные флаги и даже мелкое электрическое оборудование было расхищено союзниками и люмпенами, тащившими у «буржуев» все, что попадалось на глаза, срезая тупыми ножами даже обивку мебели в кают-компаниях.
Новороссийск хотя и являлся большим коммерческим портом, никогда не имел собственных ремонтных мастерских, и лишь в конце 1917 года, когда в город было эвакуировано отделение Ревельского судостроительного завода, здесь появились первые ремонтные цеха.
На момент описываемых событий в них почти не было ни требуемых материалов, ни достаточного количества квалифицированных рабочих.
В Новороссийске также не было ни одного дока, и лишь в июне, после занятия Мариуполя Добровольческой армией, буксир «Черномор» притащил оттуда одну секцию плавучего дока, которая могла поднимать суда до подводных лодок включительно, однако оказалась весьма тесной для нефтяных миноносцев.
Самое незначительное количество флотских запасов, к тому же погруженных наспех, удалось вывезти из Севастополя.
Ремонт первых прибывших сюда из Севастополя кораблей производился вначале малочисленными и неопытными командами под руководством малочисленных офицеров — инженеров-механиков.
Постепенно им удалось пополнить команды, главным образом за счет охотников флота, происходивших в большинстве своем из учащихся приморских городов, и даже некоторых кубанских казаков.
Специалистов из числа матросов Русского императорского флота почти не осталось, за исключением тех, что служили на эскадренном миноносце «Поспешный» и на который так старался привлечь эти «осколки империи» его командир капитан 2-го ранга Николай Рудольфович Гутан, проживший остаток своих дней в эмиграции в далеком Тунисе.
Прибывавших новобранцев требовалось обучать всем премудростям службы, что было сравнительно нетрудным делом при участии отменно подготовленных «охотников флота» из числа бывших боцманов и мичманов Императорского флота.
На транспорте «Рион» для новобранцев из числа учащейся молодежи ими были организованы школы сигнальщиков и радиотелеграфистов, а на большой барже «№ 69» даже был образован флотский экипаж.
Большинство служивших на кораблях сухопутных офицеров из различных частей ВСЮР было списано на берег, и их места постепенно занимались морскими специалистами.
Впрочем, вскоре и им нашлось достойное занятие, учитывая их изначальную приверженность мореходству. В конце июля 1919 года по просьбе адмирала Колчака, армии которого сильно не хватало командного состава, во Владивосток был послан пароход «Иерусалим» с более чем двумя сотнями сухопутных офицеров на борту.
Все возрожденные суда и их экипажи приняли самое действенное участие в августовских боях белых десантов 1919 года в Крыму.
Об одном таком бое и о взятии Николаева сохранился яркий рассказ его участника: «Солнце показалось над Николаевом, своими первыми лучами ударило по неприятельским позициям и светило красным прямо в глаза. И по таинственному сигналу все вдруг загрохотало, затрещало, зашумело и заволновалось. Залпы, разрывы снарядов, трескотня пулеметов, ружейная пальба — все смешалось в один непрерывный шум начинавшегося боя. Мы его еще не видели, и только дым от пороха и пожаров вдруг повалил из-за темного еще мыса… Мы присоединились к „Грозному“… и открыли огонь по огородам. Там окопались части красных, как говорили — спартаковцы (эти части были составлены главным образом из немецких и австрийских военнопленных, выпущенных большевиками из сибирских лагерей). Вначале ими командовали евреи-комиссары, а также наши матросы, чем и следует объяснить необдуманные контратаки, вроде описанной ниже… За нами, шагах в двустах, показались цепи красных. Они шли в решительную контратаку. Их цепи были гораздо гуще наших. Они шли плечом к плечу… Грянули залпы, один за другим, сотрясая наш миноносец. Нас поддержал ушедший несколько вперед „Грозный“… Крики „ура!“ смешались с грохотом разрывов и свистом осколков, которые почти долетали до нас обратно. Все смешалось с черным дымом, который бывает при пожарах нефти, и непроницаемые клубы его прорезывались как молниями, непрекращающимися, короткими вспышками разрывов все новых снарядов. Все горело, все было покрыто мрачным смертельным покровом. Разбивались дома, обрушивались крыши, летели обломки каких-то бесформенных предметов. Это был настоящий, земной ад… Трудно представить себе эту картину царящей смерти, которая немилосердно косила с полного плеча свои беспомощные жертвы… „Так им и нужно, разбойникам!..“, — говорили с непонятной радостью наши матросы. Не думаю, чтобы при всяком другом враге можно было бы испытывать такие зверские чувства. Но методы большевистских чрезвычаек приносили уже свои плоды, развивая в людях самые отвратительные инстинкты… Наша пехота бросилась вперед. То были Виленский и Симферопольский полки. Они ворвались в деревню… Стрельба умолкла. Был слышен тяжелый ровный топот солдатских ног по мосту. За ротами катились пулеметы и патронные двуколки. Среди серых, запыленных солдат ярко выделялась высокая фигура старшего лейтенанта Сергея Георгиевича Романовского, герцога Лейхтербергского. Он быстро шел в синем морском кителе и белых брюках, держа винтовку наперевес. Наша команда приветствовала его громкими криками „ура!“, но он, видимо, не понял, что это относится к нему, и быстро скрылся за домами горящей Варварки» [45] .
45
Терещенко С. К.За честь Родины, «Морской сборник», выпуск. XXVI, № 9–10. Бизерта, 1923.
Глава двадцать первая
В водах Балтики и Онеги
Путь к возрождению добровольческого флота на северо-западе, пик которого пришелся на 1919 год, с учетом повсеместной ограниченности в материальных и людских ресурсах, осложнялся не столько действиями противника и его подпольных организаций на территории, занятой белыми, как усилиями союзников по Антанте.
Приходится признать, что среди прочих в своей деструктивной политике на территории России преуспела Великобритания. Военно-политическое положение русской армии на северо-западе страны в годы смуты 1917–1920 годов по многим причинам было более сложным и запутанным, чем где-либо еще, где продолжалась война с большевизмом.
Объективно разобраться в этом, вероятно, смогут лишь историки будущего, хорошо изучив международные взаимоотношения России, Германии, Англии, Франции и прочих государств на Балтике после октябрьского переворота 1917 года.
…В конце 1918 года в устье Финского залива эта эскадра, по официальной версии, находилась лишь с целью обеспечения безопасности торгового флота Великобритании и менее всего предназначалась политиками этой страны для помощи зарождавшимся там силам русского сопротивления.