Последние битвы Императорского флота
Шрифт:
Затем осталось насыпать на обоих берегах небольшие гати для подхода грузовиков вплотную к парому. Работа велась весело и дружно, почти безо всяких инструментов, и через несколько часов при радостных восклицаниях весь отряд со всеми вещами оказался на другом берегу.
В дальнейшем было решено, что для определения пути и места ночлега капитан 1-го ранга Константин Карлович Шуберт с несколькими вооруженными офицерами отправится на двух грузовиках вперед, а остальной эшелон будет двигаться с начальником флотилии капитаном 1-го ранга Пышновым походным порядком.
Время пребывания отряда в Кизляре запомнилось одному из участников похода следующим образом: «12 марта мы прибыли в совершенно разграбленный большевиками и опустошенный сыпным тифом город Кизляр. Никогда не изгладится из моей памяти этот мертвый, покинутый населением город, памятник Гражданской войны». Для перевозки семей, провизии и имущества моряки наняли в Кизляре несколько повозок, запряженных волами.
Это странное шествие флота на волах можно было при определенном воображении отнести к далеким временам Петра Великого, когда, вероятно, таким же образом тянулись войска молодого царя по бесконечным степям Южной Руси к берегам Азовского моря для его первых блистательных побед, потрясших турецкое могущество.
Обстановка, вероятно, была похожей, но сколько порыва и надежд было тогда и какая злоба и бессилие ощущались участниками похода теперь. Грузовики не без труда выбрались на торную дорогу и быстро двинулись вперед. Вскоре Кизляр скрылся из виду. Свидетель похода вспоминал: «16 марта, погрузив незначительное имущество на захваченные в окрестностях подводы, отряд двинулся походным порядком к морю. Промаршировав 80 верст, через двое суток мы вышли на пустынное солончаковое побережье Каспия и расположились в маленьком, забытом богом и людьми рыбачьем поселке со странным названием „Чакан“. Это была кучка вонючих, грязных хижин, вылепленных из грязи, с полудиким населением, принадлежавшим к какой-то секте. Эти туземцы относились к нам с нескрываемым отвращением, как к чему-то поганому, запросто крестясь, плюясь и творя молитву после разговора с кем-либо из матросов или офицеров…»
Оставшаяся часть моряков вышла на несколько дней позже своего передового отряда, путь которого лежал теперь на большую станицу Терского казачьего войска Александрийскую, она же Копай.
По дороге передовой отряд морского эшелона изредка встречал цветущие казачьи хутора. Население встречало моряков робко и без вражды. Отряд оказался в местности, лишь косвенно и незначительно затронутой революционной бурей, где люди мало разбирались в тонкостях политических бед, сотрясавших державу.
Моряки увидели захолустный, самобытно развивавшийся патриархальный уклад жизни терских казаков, которого в те времена почти не коснулась «безжалостная и преступная рука» интернационала. В местах кратковременных остановок моряки наскоро закусывали, осведомлялись о дальнейшем пути, а командир их передового отряда оставлял краткие записки с руководящими указаниями для начальника флотилии, прося своих временных хозяев передавать их по назначению.
Однажды к вечеру отряд подошел к своей цели — станице Александрийской. Морские офицеры разыскали станичного атамана, немедленно распорядившегося разместить офицеров по хатам. Зажиточность и довольство казачьего населения поражали уже привыкших за годы Гражданской войны к аскетическому существованию морских офицеров, и люди провели незабываемые дни после долго перехода в не затронутых тлением смуты домах. В тех небольших, но добротно сделанных хатах углы были сплошь заставлены иконами старинного письма, перед которыми горела лампада, и где даже находились изображения государя Николая II в нескольких видах.
Атаман предупредил гостей, что сами казаки станицы, которым по случаю пасхальных праздников полагалось пьянствовать, были не очень спокойны — «лучше с ними особенно не связываться: в душу каждому не влезешь, а времена лихие и настоящей власти как будто нет».
На следующее утро, распростившись с атаманом, отряд тронулся дальше, получив на дорогу напутственные указания и казака-проводника. Предложенная за ночлег плата была казаками решительно отвергнута.
Добравшись до Петровска, морские добровольцы сделали много ценных наблюдений: «Петровск, к прибытию эшелона, напоминал осажденную крепость. Связь с внешним миром поддерживали только по радио и аэропланами. Горы кругом кишели восставшими туземцами, постоянно тревожившими немногочисленный гарнизон города и державшими его в напряженном ожидании и готовности к очередному налету. По ночам на окраинах, в виноградниках происходили перестрелки с абреками. Настроение было в достаточной степени тревожно».
Наблюдательные моряки отметили и то, что многие офицеры сухопутных сил, спасаясь от расправ большевиков в Армавире и Минеральных Водах, скитались по Кавказу и, чувствуя себя обреченными на голодную смерть, нашли в Петровске, под защитой генерала Бичерахова, не только свое спасение, но вновь обрели твердое положение и заработок, поступив на военную службу к британцам, чьи корабли уже основательно обосновались на Каспии для охраны нефтеперевозок с нещадно эксплуатируемых ими каспийских месторождений.
Наблюдались еще и колонизаторские замашки союзников по отношению к местному населению, постоянная готовность идти на переговоры и уступки большевикам, коммерциализацию отношений с русскими частями, сквозящее пренебрежение союзническим долгом, некоторые из моряков отряда Пышнова впадали в полное уныние и даже растерянность, столь свойственную в то время многим в среде каспийского офицерства.
О плавании и о каких-нибудь мелких или крупных военных действиях, по словам моряков, давно находившихся в Петровске, не могло быть пока и речи.
Во всех сферах городской жизни безраздельно хозяйничали британцы, которые одновременно с прибытием своей эскадры высадили в Петровске значительный десант, состоящий из разнообразных представителей колониальных войск.
Вооруженные отряды экзотических чужеземцев чувствовали себя в городе завоевателями, по городу ходили их патрули, повсюду были расставлены их караулы, ими же занято несколько лучших городских зданий. Нижние чины британской эскадры в свободное от вахт время на берегу бесчинствовали и пьянствовали.
Эти набранные во флот Его Величества матросы далеко не самых высоких моральных качеств не брезговали торговлей на Петровском базаре казенным флотским имуществом, однако британское командование не торопилось принимать меры для прекращения этого безобразия — другого контингента для замены имеющегося в распоряжении британских колониальных сил не было.
Все это проходило при полном невмешательстве русских войск — вместе с союзным десантом в городе квартировал пробившийся с остатками Кавказской армии престарелый и заслуженный генерал от инфантерии Михаил Алексеевич Пржевальский, в распоряжении которого сохранились немногочисленные русские бронеавтомобили и даже несколько полевых орудий.