Последние дни. Павшие кони

Эвенсон Брайан

– Привет, Борхерт, – сказал он, когда у того сфокусировался взгляд, а потом стал душить противника одной рукой. Ухватиться было трудно, и еще труднее удержать. В какой-то момент голова закружилась, и Кляйн испугался, что отключится. Но потом ощущение прошло, а Борхерт к тому времени казался практически мертвым.

А потом все стало еще сложнее.

I

Свет, потом тьма, потом опять свет. Что-то давило в щеку. На него и мимо него неслись звуки –

может быть, машины. Вкус железа на языке, а потом рот заполнила кровь, пришлось с трудом прокашляться, чтобы дышать. Но рот снова медленно наполнился кровью. Кляйн явно умирал от кровотечения. Он медленно дышал, потом кашлял алым, потом опять дышал, все медленнее и медленнее. Через какое-то время он перестал что-либо слышать, а вокруг сгустилась тьма. Он все равно старался дышать.

Когда же перестал, то открыл глаза. Кляйн лежал на больничной койке, от капельницы к его руке шли трубки. Он подумал, что надо встать, но когда попытался, ему в глаз словно по рукоять вонзили нож. И он бросил все попытки.

Так что Кляйн просто лежал – сперва глядел на ширму, скрывающую остальное помещение, потом на флуоресцентные лампы над головой. Когда закрыл глаза, свет остался, скопился под веками, резкий и четкий.

«Может, это настоящая больница, – думал он, все еще не открывая глаз. – Это может быть и хорошо, и плохо. Но не так плохо, если это не настоящая больница».

Он не сразу заметил, что теперь у него нет всей руки: конечность отсекли у плечевого сустава. Кляйн неуклюже распутал повязку, стягивая запятнанную марлю. Кто бы это ни сделал, работа была профессиональная – культя гладкая, лишь чуть нагноившаяся, отрезали всё мастерски, прижгли равномерно.

Когда он напряг плечо, пропавшая рука дрогнула, жидкость из обрубка стала сочиться чуть быстрее. Отсутствующая ладонь дрожала меньше – почти не чувствовалась. Хуже всего ныло предплечье, которое ему пришлось отрубить на глазах у Борхерта. Пропавшие без его ведома плоть и кость от локтя до плеча только слегка щекотало.

Кляйн снова попытался выбраться из койки, снова почувствовал саднящую боль в глазу. На следующей попытке он поднялся чуть выше, но тут боль стала такой ослепительной, что комната закружилась и померкла.

Когда он снова открыл глаза, рядом сидел человек в синем халате, уставившись на металлический планшет. Он слегка хмурился. Кляйн наблюдал за тем, как незнакомец переворачивает страницы, как накапливается и проливается из-под его очков свет, когда он двигал головой. К халату был приколот бейджик с именем: Моранд.

– А, – Моранд улыбнулся. – Решили выжить, а, мистер Кляйн?

Его улыбка медленно поблекла, когда Кляйн не ответил.

– Я не хотел вас обидеть, – сказал он.

– Я не обиделся, – выдавил из себя Кляйн. Его голос, такой слабый, не был похож сам на себя.

– Не стоило развязывать. – Моранд показал на плечо. Подошел, чтобы осмотреть его. – Но заживает хорошо.

Он вытащил ногу Кляйна из-под одеяла, снял носок, потом развязал бинты. Не хватало трех пальцев, заметил Кляйн, потом вспомнил, что с ними случилось.

– Вот здесь было совсем плохо, – прокомментировал Моранд. – Вам повезло, что вы в итоге не потеряли всю ногу.

Он что-то написал у себя в планшете и продолжил:

– У меня есть несколько вопросов. Во-первых, что вы чувствуете после того, что с вами случилось?

– А что именно случилось?

– Я о руке, – сказал Моранд. – Непросто потерять такую значимую часть тела. Как вы себя чувствуете по шкале от одного до десяти?

Кляйн взглянул на тыльную сторону планшета и уточнил:

– Десять – самое хорошее или самое плохое?

– Семь или восемь – это хорошо. А значит, десять будет где-то в духе «превосходно» или «никогда не чувствовал себя лучше», в зависимости от вашей эмоциональности.

– У меня и так не было ладони, – сказал Кляйн. – Так что я уже по большей части привык.

– Значит, скажем, вы четверка? Я правильно понимаю? Простите, что пришлось отнять всю руку целиком. – Моранд склонился к культе Кляйна. – Хотя результат отличный, если спросите меня. Пожалуйста, сядьте.

– Не могу, – сказал Кляйн.

– Почему?

– Когда я поднимаю голову, кажется, будто мне в глаз всадили нож.

– Понимаю. – Моранд снова улыбнулся. – Возможно, потому, что вам стреляли в голову.

– Стреляли в голову?

Улыбка Моранда опять поблекла.

– Вы не помните? – Он достал из кармана круглое зеркальце размером с глаз, присоединил к металлическому стилусу длиной с ручку и протянул. – Самое худшее вы и так уже видели.

Кляйн неуклюже принял зеркало:

– Это же стоматологическое зеркало? Для зубов?

– Технически да, – ответил врач.

– Я думал, врачи носят зеркала на лбу. Для света или чего там еще.

– Только не этот врач, – ответил Моранд.

Кляйн повернул стилус в пальцах, пока не увидел в зеркале часть лица, – отражение слегка дрожало. Его голова, увидел он, слегка сдвинув зеркало, была плотно замотана. Моранд начал медленно снимать повязку, добравшись до толстого компресса из марли, темного от кровотечения и выделений.

Когда Кляйн поднял руку, Моранд его остановил:

– Мы скоро сменим повязку. Тогда посмотрите.

– Где я? – спросил Кляйн.

– В больничной койке, – с удивлением ответил Моранд. – Я думал, уж это очевидно. Мне казалось, вы пришли в себя, насколько это возможно.

– В больнице?

– Естественно. Где еще быть больничной койке?

– И я могу свободно уйти?

– Мы едва ли в том состоянии, чтобы ходить, разве не так? – спросил Моранд и улыбнулся. – Под «мы» я имею в виду вас. Если честно, удивительно, что вы вообще живы. Технически говоря, какое-то время вы были мертвы. Вы знали? Конечно, «технически мертв» – ничто в сравнении с просто «мертв».