Последние дни. Павшие кони
Шрифт:
– Кажется или умерла?
– И то и другое.
– Вы причинили нам много неприятностей, – сказал голос.
– Я ничего этого не хотел, – не смог удержаться Кляйн.
– Да, – ответили в трубке. – В таком случае вы должны помнить, что я скажу дальше. Мы всё еще идем за вами.
Позже, когда Кляйн добрался до разгрузочной платформы, то не мог взять в толк, как у него это получилось. Ясно вспоминался только первый этап. Кляйн положил трубку и решил обыскать карманы Млинко, но не успел даже согнуть колени, как понял, что потом уже не встанет.
Он посмотрел, нет ли на столике чего-нибудь похожего на оружие, но там ничего не было. Оттолкнулся от койки и медленно
Он шаркал вперед, чувствуя себя так, будто идет под водой. У двери схватился за косяк, а потом перебрался через лужу крови. Дэвис лежал на боку, лицом вверх, шея у него была вывернута, горло перерезано. У него отрубили и забрали два пальца. Кровь, просочившись сквозь носки Кляйна, казалась теплой.
Он поскользнулся и чуть не упал, потом едва не отключился и начал снова падать. Пришел в себя, уже схватившись за стойку сестринского поста, на другой стороне которой сидели две медсестры, обе с перерезанным горлом, но их руки не лежали на виду – было непонятно, ампутировали им недавно пальцы или нет. Убили медсестру, чуть раньше отвечавшую на звонок. Вторую Кляйн не узнал.
Он оттолкнулся и двинулся дальше по коридору, дыхание вырывалось толчками, плечо пульсировало. В глаз снова как будто вонзили нож, острый и длинный. Все стало происходить рывками. Вдруг он оказался куда дальше по коридору, чем думал, и увидел в его конце дверь, а потом, не открывая ее, очутился на другой стороне. Вокруг мелькали какие-то лица – застывшие и статичные, словно вырезанные профили, всё искажали какие-то странные гримасы, они быстро появлялись и исчезали. Еще один коридор, пологий пандус вниз, потом узкая лестница, по которой Кляйн не столько шел, сколько скатывался. Когда добрался до подножия, то лишь каким-то чудом все еще был на ногах. Очередной коридор, теперь едва освещенный, череда сломанных коек вдоль стены, за ней – ряд закрытых синих баков. Затем двойная распашная дверь. Когда события вновь стали последовательными, Кляйн стоял, привалившись к забору, и глядел на решетку канализации под ногами в каком-то гараже для разгрузки. «И что теперь?» – спросил он себя. Вокруг было пусто, никакого транспорта. Если пойти вдоль забора в одну сторону, его ждала новая лестница вниз. По ней он мог спуститься, а потом подняться по наклонной подъездной дороге, ведущей к больнице. Она казалась не очень крутой, но Кляйн сомневался, что справится с ней. В другом направлении забор кончался перед зеленым мусорным контейнером. Между ним и стеной виднелась щель. Наверное, в нее можно было протиснуться.
Кляйн все еще решал, что делать, когда понял, что на дороге показались две фигуры, которые быстро приближались к нему, с каждым шагом тени за их спиной сокращались.
Он отвернулся и поплелся к контейнеру. Теперь слышалось слабое эхо их шагов. «Меня заметили», – подумал он, но все равно двигался вперед – как будто все медленнее и медленнее. Вблизи он видел щель лучше, но по-прежнему не понимал, поместится в нее или нет.
И когда добрался, выяснил, что нет.
Он протиснулся, насколько мог, и затаился. Здесь было темнее, но не так темно, чтобы скрыть его полностью. Его наверняка заметили. «А может, – говорил он себе, – они меня не ищут».
Они поднялись по ступенькам гаража и направились прямо к нему.
– Вы Кляйн, – сказал один из них, брюнет. У него не было глаза и большинства пальцев на руке. Другую заменял огнестрельный протез. Ухо тоже отсутствовало. Второй, блондин, слегка отставал, ему вроде бы ампутировали только ладонь – правую. В левой он держал пистолет.
Кляйн кивнул. Казалось, внутри его черепа один сплошной синяк.
– Что вы сделали с Млинко? – спросил брюнет.
– В смысле, конкретно?
– В смысле, где она?
– Нигде, – ответил Кляйн. – Она мертва.
Человек поднял руку-пистолет, навел его на голову Кляйна:
– Полагаю, вы знаете, что мы пришли убить вас.
– Не сказать, чтобы вы меня удивили.
– Последние слова? – спросил блондин, тоже поднимая оружие.
– Не знаю, – ответил Кляйн.
– Не знаете? – брюнет удивился.
Блондин, неожиданно понял Кляйн, сделал шаг назад и теперь стоял за напарником. Он уже не целился в Кляйна: казалось, его пистолет медленно плывет в сторону. Еще миг – и дуло уже уставилось в затылок брюнета, скрывшись из виду.
– Да, – быстро сказал Кляйн. – Мне есть что сказать.
– И что же? – спросил брюнет.
Кляйн открыл рот, но промолчал, просто переводил взгляд с одного на другого и ждал, что будет дальше.
– Слишком поздно, – сказал брюнет. – Время умирать.
А потом блондин выстрелил ему в голову. Мужчина упал, хрипя и пуская пену, пока блондин не прижал ствол пистолета к его уху и не выстрелил еще раз.
Потом пнул тело и убрал пистолет.
– Не оливковую ветвь он принес, но меч. Меч разящий, – сказал он, с улыбкой подошел к Кляйну и протянул ему руку: – Мистер Кляйн! Как я рад наконец с вами познакомиться.
Часть вторая
Он слышал впереди шум машин, где-то вдали, – а может, только казалось, что это машины. Может, это всего лишь ветер. Было трудно сказать, что он слышал, а что только надеялся услышать. Он похромал навстречу звуку.
Короткий подъем, спуск, потом опять подъем. Что-то словно царапало изнанку черепа. Он вышел из кустов и спустился в низину, остановился в чахлой тополиной рощице, росшей вдоль пересохшего русла реки. За ней не было никакого укрытия, только редкая сухая трава и песок.
Он ненадолго прислонился к дереву. Подумал: «Да, почти наверняка машины». Попытался представить, как карабкается по склону и видит там асфальт, но не смог. Не успел понять, что происходит, как тело сдалось, и вот он уже сидел, чувствуя дрожь в культе. Не знал, сможет ли встать снова, не говоря уже о том, чтобы подняться к дороге.
Целой рукой он размотал культю. На обрубке виднелись мертвые круги от конфорки, гной сочился там, где он прижег слишком глубоко, а под самым локтем были два выступа на месте рассеченных костей. Он снова закрыл рану.
Кровь в ботинке стала липкой, на самом ботинке она вместе с грязью запеклась в корку. По каплям, сбегающим по лицу на плечо, он чувствовал, что кровь течет из головы, но боялся к ней прикоснуться. Единственный раз, когда он ее коснулся, пальцы провалились глубже, чем он считал возможным.
Он сидел, прислонившись к дереву, пытался не ложиться. Руки как будто пытались свернуться в клубок и издохнуть, хотя одной даже не было.
Через какое-то время он сумел подвинуть руку так, чтобы с трудом оторвать от земли острый камень. Ткнул им в обрубок. Показалось, что в глаз вонзили нож, но зато он снова почувствовал себя почти живым. Раскрыв рот, пьяно встал на ноги, пока легкие набирали как будто что-то непохожее на воздух. Сделал шаг и увидел, что земля наплывает на него и снова откатывается, а потом каким-то образом снова зашагал, хотя зрения хватало только на то, чтобы отличать небо от земли. То, что по звуку походило на шум машин, теперь напоминало царапанье камня о камень, а боль медленно утихла до тупого, напряженного нытья, которое он чувствовал уже многие часы.