Последние дни
Шрифт:
Он заказал виски, что весьма впечатлило обоих философов.
— Ну, что поделываете? — спросил Вюльмар.
Обращался он исключительно к Роэлю. Тюкден его не интересовал.
— Да так, ничего особенного, — вздохнул Роэль. — А вы?
— По-прежнему изучаю право, — ответил Вюльмар с иронией.
Ирония, безусловно, состояла в том факте, что он, Вюльмар, что-то делал.
— А чем вы еще занимаетесь? — спросил Роэль, который это понял.
Вюльмар улыбнулся.
— Я кое-кого искал, но здесь его нет, так что пойду теперь в кафе «Под куполом». Если бы его и там не оказалось, я бы прокатил вас на своем «амилькаре», но у меня только два места. Так что до скорого!
Он проглотил виски и поднялся.
— Можно договориться о встрече, — сказал
— До января у меня все забито.
— Тогда какого числа?
— Третьего подойдет? Часов в семь в «Критерионе»?
— Договорились.
Вюльмар оплатил заказ, оставив смачные чаевые. Попрощались рукопожатием. Он вышел.
— Потрясающий парень, — воскликнул Роэль. — Вы так не считаете?
— К тому же «амилькар» быстро ездит, — сказала Сюз.
XVI
Вюльмар прождал несколько минут, затем машинистка пригласила его войти. Месье Мартен-Мартен, забаррикадировавшийся за письменным столом, указал ему на стул.
— Меня прислал мой друг Роэль, — начал Вюльмар. — Он посоветовал мне попросить место секретаря, которое вы ему предлагали. Сам он к вам не пойдет, потому что сейчас у него хорошая работа, от которой он не может отказаться.
Месье Мартен-Мартен как будто удивился.
— Я не знал. Что это за работа?
— Он воспитатель.
— Наверняка у каких-нибудь богатых людей?
— Вероятно.
Месье Мартен-Мартен улыбнулся.
— Я подумал, что вы друг месье Роэля.
— Разумеется, мы видимся очень часто.
— Однако вы поступаете с ним нехорошо.
— Возможно, я оказываю ему услугу.
Молчание.
— Он не забыл о своем визите ко мне примерно год назад?
— Еще бы.
— Я пытаюсь его вспомнить. Этот молодой человек — блондин, очень худой и во время разговора жестикулирует?
— Похоже на него.
— В таком случае, я видел его на днях в «Суффле».
— Он вас узнал.
— Об этом-то я и подумал.
— И, видимо, поэтому написали ему.
Молчание.
— Я не задаю вам вопросов. Мне о вас уже кое-что известно.
— Ну, понимаете, месье Браббан, то, что может сказать на мой счет месье Бреннюир…
— Вы, однако, не сразу решились его упомянуть. Но имейте в виду, здесь этого имени не знают.
— Хорошо, месье.
— Наверное, я всерьез озадачил вашего друга.
— Да нет, не настолько. В полицию он на вас не заявит.
— С какой стати он стал бы это делать? Эх, молодежь, вечные романтики! Немало людей используют чужое имя, законом это не возбраняется. Вам должно быть об этом известно, раз уж вы изучаете право. Если хотите знать, Мартен-Мартен — имя моего бывшего компаньона. Но я хочу вам также сказать другое; вы мне только что солгали, у вашего друга нет хорошей работы.
— Будем называть вещи своими именами: я солгал.
— Надеюсь, в последний раз. Я требую от своих служащих соблюдения высоких нравственных принципов.
— Значит, я могу считать себя вашим секретарем?
— Вы немедленно вступаете в должность. Будете также моим шофером, ведь, насколько мне известно, у вас есть небольшой «амилькар», который, возможно, мне пригодится.
— Сколько вы положите мне в месяц?
— Мы к этому вернемся.
В дверь постучали. Машинистка объявила, что месье Роэль просит его принять.
— Скажите, что я просил его прийти в пятнадцать ровно; сейчас пятнадцать ноль семь. Я нашел ему замену.
Было слышно, как по другую сторону двери Роэль пытается возражать; затем створка захлопнулась.
— Какого рода работу вы мне поручите? — спросил Вюльмар.
— Вот я и думаю, — ответил Браббан.
Он встал.
— Черт побери, вот я и думаю, что бы вам поручить! Не буду скрывать: понятия не имею! Черт побери!
Он передвигал один за другим предметы, которыми был завален его стол. И никак не мог извлечь из себя то, в чем хотел сознаться. Поэтому молчал, только глотка клокотала. В конце концов он отрыгнул признание:
— Представьте себе, молодой человек, что однажды, совершенно внезапно, я стал честолюбив. Это обрушилось на меня, как ледяной душ, как кирпич на голову. Вы только вдумайтесь, молодой человек. В моем возрасте заявить «хватит посредственности»! Феноменально, сногсшибательно, правда? Да. Теперь у меня есть честолюбие и шестьдесят восемь молодых лет! Вы не представляете, как это может быть! К черту мелкие делишки и ничтожное жульничество, я хочу проворачивать большие дела! Еще не поздно; взять Клемансо [65] , какой славный пример. У меня впереди по крайней мере лет пятнадцать, и не буду от вас скрывать, молодой человек, что через год надеюсь составить состояние, громадное состояние. Так что видите, насколько интересно место, которое я вам предлагаю. Мне нужен молодой секретарь. Да, мне нужен молодой секретарь, у которого была бы напористость, дерзость, хватка, а главное — высокие нравственные принципы. Думаю, вы отвечаете всем этим условиям, месье Вюльмар. Но прежде, чем наш контракт будет заключен окончательно, вы должны обязаться, primo, хранить все в полном секрете, это естественно; secundo, прекратить видеться с друзьями из Латинского квартала и как можно меньше посещать кафе на бульваре Сен-Мишель и в его окрестностях, что, возможно, будет для вас прискорбно; tertio [66] , не спать с моей машинисткой. Договорились?
65
Клемансо, Жорж (1841–1929) — крупный политический деятель Франции. Продолжал свою карьеру вплоть до 1920 г., т. е. до 79 лет.
66
primo — во-первых; secundo — во-вторых; tertio — в-третьих (лат.).
— Договорились, месье.
— Мне не терпится проворачивать большие дела, — вздохнул Браббан.
— С чего начнем?
— Черт побери! Я вам уже сказал, что не представляю. Совершенно не представляю.
Браббан подумал.
— Пожалуй, я мог бы научить вас азам, или, по крайней мере, тому, чем я обычно занимался раньше. Раньше — имеется в виду не так давно. Я с вами кое-чем поделюсь, чтобы вас подготовить, а также показать мой стиль. Можем начать с приема «глухой». Это просто и забавно. Вы садитесь в кафе рядом с какой-нибудь милой дамой и просите ее вместо вас позвонить, потому что вы, мол, туги на ухо, а сами уходите с ее пальто, или с сумкой, или с чемоданом. Существует прием «мужской костюм» и «телефон», прием «провинциал» и «такси», прием с чемоданом, полным иностранной валюты, с плевком в плечо и масса других, которые я знаю, но не практикую. Вы набьете руку, приобретете хладнокровие, но это все, естественно, детские игрушки. Не задерживайтесь на этих пустяках, месье Вюльмар. Надо смотреть широко, очень широко и не разбазаривать время на ерунду. Это просто учеба, а не призвание. Быть может, вы еще этого не знаете, месье Вюльмар, но есть одна ужасная вещь: нежелание тратить усилия. Я знаю людей, которые однажды опробовали какой-нибудь простой прием, у них получилось, и они повторяют его бесконечно, всю жизнь.
Молчание.
— И я так делал. Ужасно. В конце концов деревенеешь. И мне нужен кто-нибудь молодой, чтобы преодолеть эту одеревенелость. Жду вас завтра в три, месье Вюльмар.
— В три?
— Да, сперва мы будем работать только во второй половине дня. Забыл одну вещь: не пытайтесь внушать мне ваши идеи. Я буду осуществлять только свои собственные. Понятно?
Вюльмар вышел, Браббан впал в полное изнеможение. Все происходило не так, как ему бы хотелось; от навязавшегося секретаря, похоже, добра ждать не приходилось — по здравому размышлению Вюльмар показался Браббану неприятным. Он просидел без движения до сумерек; а с наступлением темноты поспешил прочь. Как там слепой? Месье Блезоль доехал на такси до Архивной улицы, спокойно проложил себе путь сквозь восхищенную толпу, которая выходила из здания универмага «Базар Отель де Виль». В дверях кафе он на мгновение замер в нерешительности. Узнал голоса некоторых завсегдатаев. И вошел.