Последние хорошие места
Шрифт:
— Нет.
— Все равно буду, вот увидишь. Все, что нам надо, это прожить несколько времени как муж и жена. На этот раз им придется уступить. Как с законом о поселенцах.
— Но меня-то ты не проведешь.
— Да тебе деться некуда! Таковы неписаные правила. Я уже сто раз все обдумала. Закажу визитные карточки: Кросс-Вилледж, штат Мичиган, гражданская жена мистера Адамса, и буду раздавать их по несколько штук в год, пока не пройдет достаточно времени.
— Не думаю, чтобы такой фокус сработал.
— Могу по-другому. Пока я несовершеннолетняя, родим одного
— Неписаные правила не в том заключаются.
— Я в них малость запуталась.
— Кстати, еще пока неизвестно, выполняются они или нет.
— Должны выполняться,— сказала она.— Мистер Тоу на них очень рассчитывает.
— Мистер Toy может и ошибиться.
— Ну да, Ники, мистер Тоу их почти что сам выдумал.
— Я думал, это его адвокат.
— А мистер Toy их все равно первый начал использовать.
— Не нравится мне мистер Тоу,— сказал Ник Адамс.
— Подумаешь! Мне тоже в нем не все нравится. Но ведь он, правда, сделал газету интереснее?
— Он дает людям новый объект для ненависти.
— Они и мистера Стэнфорда Уайта ненавидят.
— По-моему, они им обоим завидуют.
— Наверно, ты прав, Ники. Так же, как нам.
— Ты думаешь, нам сейчас кто-нибудь завидует?
— Сейчас, может быть, и нет. Мать наверняка решит, что мы, погрязши в грехе и мерзости, бежим от законной кары. Хорошо, что она не знает, что я доставала для тебя виски.
— Вчера я пробовал. Очень хорошее.
— Вот здорово. Раньше я никогда не пробовала красть виски. Правда, хорошо, что оно хорошее? Я уж думала, что у них вообще не может быть ничего хорошего.
— И так я слишком много про них думаю. Хватит о них,— сказал Ник Адамс.
— Ладно. Чем мы сегодня займемся?
— Чем бы ты хотела заняться?
— Я бы хотела пойти в магазин к мистеру Джону и взять у него все, что нам нужно.
— Не получится.
— Знаю. На самом деле, что ты на сегодня решил?
— Надо обязательно набрать ягод, а я должен добыть куропатку, хотя бы одну. Форель есть всегда, но я не хочу, чтобы она тебе надоела.
— А тебе когда-нибудь надоедала форель?
— Нет, но говорят, что она иногда надоедает.
— Мне не надоест,— сказала Махоня.— Щуки могут надоесть, а окуни или форель — никогда. Точно, Ники. Не сомневайся.
— Окуни никогда не надоедают,— согласился Ник.— Даже пучеглазы, которые больше на щук смахивают. А вот веслонос ужасно. Просто страшное дело.
— Меня особенно раздвоенные тонкие косточки злят,— сказала сестра.— Вот рыба, которой много не съешь.
— Мы здесь приберем, я найду место, где сделать тайник для патронов, и тогда сходим за ягодами, а я попробую добыть дичи.
— Я возьму два ведерка и пару мешков, — сказала сестра.
— Махоня,— сказал Ник.— Ты не забыла, что надо сходить в туалет?
— Сейчас пойду.
— Не забудь, ладно?
— Я помню. И ты не забудь тоже.
— Хорошо.
Ник вошел в лес и у подножия большого хемлока под бурой осыпавшейся хвоей спрятал коробку с длинными патронами калибра ноль —
Утро было чудесное, небо высокое, светлое, голубое, пока что безоблачное.
Ник чувствовал себя счастливым рядом с сестрой и думал: чем бы потом ни кончилось, но мы сейчас счастливы и нам хорошо. Он уже твердо знал, что на каждый день дается только один день, и это тот день, который есть сейчас. Сегодня продлится до ночи, а завтра снова будет сегодня. Это было то главное, что он до сих пор смог понять.
Сегодня было хорошим днем, и он, с карабином спускаясь к лагерю, был счастлив, хотя беда притаилась, как зацепившийся в кармане рыболовный крючок, который иногда царапал его при ходьбе. Рюкзак оставили в шалаше. Вряд ли стоило бояться, что его найдет днем медведь, днем все медведи кормятся на болотах ягодами, но Ник все равно закопал бутылку с виски за ручьем. Пока Махоня не вернулась, Ник сел на поваленное дерево и проверил карабин. Они шли за куропатками, поэтому он вынул обойму, высыпал из нее на ладонь патроны с длинными гильзами и спрятал в замшевый патронташ, а зарядил короткие. Они делают меньше шума при выстреле и, если он не сможет попасть в голову, не вырвут кусок мяса.
Теперь он был готов. Можно трогаться. Где же девочка, подумал он, а потом подумал: не волнуйся. Ты ее сам отправил. Не нервничай. Но он волновался и из-за этого был зол на себя.
— Вот и я,— сказала сестра.— Извини, что так долго. Далековато ушла.
— Ты умница,— сказал Ник.— Пошли. Ведерки взяла?
— Ага, и крышки.
Они пошли через холм к ручью. Ник пристально посмотрел вверх по течению ручья и на склон. Сестра наблюдала за ним. Она положила ведерки в мешок и при помощи другого мешка перекинула все через плечо.
— Удочку возьмешь? — спросила она.
— Нет. Будем удить — срежу.
Он шел впереди, поодаль от берега, держа карабин в руке. Он вышел на охоту.
— Странный ручей,— сказала сестра.
— Это самый большой ручей, какой я когда-нибудь видел,—ответил Ник.
— Он слишком глубок и страшен для ручейка.
— В нем постоянно бьют ключи,— сказал Ник.— Он подмывает берега и вымывает все более глубокое русло. Вода в нем страшно холодная. Потрогай, Махоня.
— Ух ты! — сказала она. Вода была оглушающе холодная.
— Солнце слегка нагревает его,— сказал Ник,— но только чуть-чуть. Мы возле него все найдем. Ягодник внизу.
Они шли вниз по течению ручья. Ник всматривался в берега. Увидев след выдры, он показал его сестре, а после они увидели крошечных корольков с рубиновыми хохолками. Сторожко и точно передвигаясь между кедрами, птахи охотились за насекомыми и подпустили Ника с сестрой совсем близко. Потом они заметили свиристелей, которые перелетали так спокойно, изящно, с таким благородным достоинством. На крыльях и на хвосте у них были колдовские пятнышки, и Махоня сказала: