Шрифт:
— Ники,— сказала сестра.—Послушай, Ники.
— Я не хочу говорить об этом.
Он смотрел на дно родника, где маленькими вихрями песок плясал в чистой воде. Рядом на раздвоенной ветке, воткнутой в землю у ручья, висела жестяная кружка. Ник Адамс смотрел, как вода выбивается из ключа и потом спокойно течет по каменистому руслу вдоль дороги,
Дорога была видна в обе стороны. Ник посмотрел вверх по склону холма, потом вниз, на причал и на вдававшийся в бухту лесистый мыс, за которым открывалось покрытое барашками озеро. Он сидел, прислонясь к
— Они ждут, чтобы ты пришел ужинать,— сказала сестра.— Двое. Приехали в таратайке и стали спрашивать, где ты.
— Кто-нибудь им сказал?
— Никто не знает, кроме меня. Много их у тебя, Ники?
— Двадцать шесть.
— Хорошие?
— Как раз для обедов.
— Ох, Ники, лучше бы ты их не продавал.
— Она платит по доллару за фунт,— сказал Ник Адамс.
У сестры был ровный темный загар, темно-карие глаза и темные, каштановые волосы, прядями выгоревшие на солнце досветла. Они с Ником любили друг друга и не любили остальных. Все члены семьи были для них всегда остальными.
— Они все знают, Ники,— тоскливо сказала сестра.— Они говорят, что отправят тебя в колонию, чтобы другим было неповадно.
— Они могут доказать только одно,— сказал ей Ник,— но все-таки мне лучше пока уйти.
— А мне можно пойти с тобой?
— Нет. Не обижайся, Махоня. Сколько у нас денег?
— Четырнадцать долларов шестьдесят пять центов. Я принесла.
— Что-нибудь они еще говорили?
— Нет. Только, что не уйдут, пока ты не вернешься.
— Матери надоест кормить их.
— Они уже один ленч съели.
— Что сейчас делают?
— Сидят на веранде. Спрашивали у матери про твой карабин, но я, когда
их из-за забора увидела, спрятала его в дровяном сарае.
— Ты что, ждала их?
— Конечно. А ты разве нет?
— Наверное. Черт бы их взял.
— По-моему, тоже, черт бы их взял, — сказала сестра,— Неужели я еще
маленькая, чтобы уйти с тобой? Карабин я спрятала, деньги принесла.
— Я буду беспокоиться о тебе,— сказал ей Ник,— Я еще даже не знаю, куда пойду.
— А вот и знаешь.
— Вдвоем нас будет легче искать. Мальчика с девочкой легко заметить.
— А я буду мальчиком,— сказала сестра.— Все равно я всегда хотела быть мальчишкой. Если я волосы остригу, вообще никто не отличит.
— Это верно,— сказал Ник Адамс.
— Давай подумаем, как нам все лучше устроить,— сказала она.— Пожалуйста, Ник, ну пожалуйста! Я буду все-все делать, а без меня тебе будет одиноко, будет ведь, разве нет?
— Мне уже сейчас одиноко, когда я только собираюсь уйти без тебя.
— Вот видишь! Может быть, мы расстанемся на много лет, кто его знает? Возьми меня, Ники, ну возьми!
Она крепко обхватила его обеими руками и поцеловала. Ник посмотрел на нее и решил обдумать все заново. Это было трудно, но ничего другого не оставалось.
— Лучше бы мне тебя не брать,— сказал он,— но если на то пошло, то лучше бы мне вообще
— Отлично,— сказала она.— Как только ты скажешь, я сразу же ухожу домой. Сразу, как только тебе со мной станет скучно, плохо или чересчур хлопотно.
— Давай все продумаем,— сказал ей Ник Адамс. Он оглядел дорогу в оба конца, небо, в котором высоко плыли большие послеполуденные облака, и белые барашки за мысом на озере.— Я пойду за мыс к гостинице, продам ей форелей. Она заказала их для сегодняшнего обеда. Им сейчас на обед форелей, а не цыплят подавай, не знаю почему. Форели в порядке, я их выпотрошил и завернул в марлю, они совсем свежие, в холодке лежат. Скажу, что нарвался на охотинспекцию и мне пока надо исчезнуть. Возьму у нее маленькую сковородку, жир, соль, немного перца, бекона, кукурузной муки. Возьму рюкзак, чтобы все нести, сушеных абрикосов и слив, чаю, спичек побольше, топорик. Вот одеяло одно будет. Она мне поможет, потому что покупать форель не лучше, чем продавать.
— Я одеяло возьму,— сказала сестра. — Я в него заверну карабин и принесу тебе и мне мокасины, переодену рубашку и комбинезон, а этот спрячу, чтобы думали, что он на мне, и захвачу мыло, расческу, ножницы, что-нибудь для шитья и еще «Лорну Дун» и «Швейцарского Робинзона».
— Принеси все патроны двадцать второго калибра, какие найдешь,— сказал Ник Адамс и тут же прибавил: — Подайся назад, быстро!
На дороге показалась повозка, запряженная двумя лошадьми.
Они залегли в кедровнике, уткнув лица в пружинящий мох, и слушали мягкое шлепанье копыт по песку и тихий скрип колес. Мужчины в таратайке не разговаривали, но когда они проехали мимо, на Ника Адамса пахнуло их запахом и запахом лошадиного пота. При мысли о том, что они могут задержаться у родника, чтобы вымыться или напиться, он сам вспотел и, пока повозка не отъехала далеко, не мог успокоиться.
— Они, Махоня? — спросил он.
— Ага,— выдохнула сестра.
— Отползи назад,— сказал Ник.
Он сполз в болото, держа в руке мешок с рыбой. Болото здесь было не вязкое, оно заросло мхом. Ник встал, спрятал мешок за ствол кедра и поманил девочку за собой. Они пошли по болоту, двигаясь осторожно, как лани.
— Одного я знаю,— сказал Ник Адамс.— Гад. Паскуда.
— Он говорит, что охотится за тобой четыре года.
— Знаю.
— Второй, здоровенный, в синем костюме, с мордой, как будто табак жует, он из другого штата.
— Ладно,— сказал Ник,— На них мы посмотрели, пора уходить. Дорогу к дому найдешь?
— Конечно. Заберусь на холм и пойду лесом. Где мы встретимся вечером?
— Не надо тебе со мной идти, Махоня.
— Обязательно надо. Все очень просто. Оставлю матери записку, что я пошла с тобой и ты обо мне позаботишься.
— Ну ладно,— сказал Ник Адамс.— Я буду возле упавшего хемлока, того, в который ударила молния. Если от залива, то прямо. Знаешь, по пути к шоссе?
— Но это ужасно близко от дома.