Последние хорошие места
Шрифт:
— А я не буду про Труди.
— К черту Труди.
— Я хочу быть полезным и верным товарищем.
— Ты мой полезный и верный товарищ. Ничего, если мне станет не по себе и я это спутаю с одиночеством?
— Ничего. Мы будем заботиться друг о друге, нам будет весело, и все будет хорошо.
— Отлично. Начнем прямо сейчас?
— А мне все время так.
— Нам надо пройти тяжелый кусок, потом еще очень трудный кусок, и мы на месте. Выйти можно, когда рассветет. Поспи, Махоня. Тебе тепло?
— Конечно, тепло. Я же в свитере.
Она свернулась
Ник блуждал по лесу, пока не вышел к старой дороге с лесосеки.
— Чтобы не оставлять следов,— объяснил он сестре.
Дорога заросла так, что приходилось то и дело идти в наклонку под ветками.
— Как в туннеле,— сказала сестра.
— Скоро станет пореже.
— Я здесь была когда-нибудь?
— Нет, так далеко на охоту я тебя никогда не брал.
— Отсюда можно пройти в твои места?
— Нет, Махоня. Теперь мы будем долго пробираться через огромное страшное болото. До тех мест вообще никому не добраться.
Они все шли по дороге, потом свернули на другую, еще более заросшую просеку и, наконец, вышли на расчищенную поляну. Поляна заросла кустарником и дурманом. На ней стояли брошенные хижины лесорубов. Хижины были совсем старые, у некоторых провалились крыши, зато у дороги был родник, и Ник с сестрой напились. Солнце еще не встало. Ранним утром после целой ночи ходьбы они чувствовали себя пусто и странно.
— Здесь раньше был тсуговый лес,— сказал Ник.— Они брали только кору, а бревна оставляли.
— Но что случилось с дорогой?
— Наверное, они, начав с дальнего конца, подтаскивали кору и складывали ее в кучи, чтобы вывезти. Вырубили до самой дороги, сложили кору вот здесь и отсюда забрали.
— К твоим местам надо через все-все болото идти?
— Да. Пройдем его, потом по дороге, потом через другое болото и войдем в девственный лес.
— Почему они его не тронули, когда здесь все было вырублено?
— Не знаю. Может, хозяин не продал. Они, конечно, много наворовали с краю, заплатив за порубку, но большая часть стоит, к ней не подобраться.
— Но почему не пройти вдоль ручья? Ручей же откуда-нибудь течет?
Они отдыхали перед трудным переходом через болото, и Ник решил объяснить подробнее:
— Смотри, Махоня. Ручей пересекает большую дорогу, по которой мы шли, и течет дальше по земле одного фермера. Фермер отгородил себе пастбище и никому не дает рыбачить, так что дальше мостика не пройдешь. С другой стороны озера, куда можно было бы выйти вдоль по ручью, фермер пасет быка. Бык страшный и гонит всех прочь. Это самый страшный из всех быков, которых я когда-нибудь видел, он всегда страшен — стоит на одном месте и смотрит, за кем погнаться. Где кончаются владения фермера, начинается кусок заросшего кедрами болота с открытыми окнами, и чтобы его пройти, надо знать как. Да если и знаешь, все равно не так просто пройти. Внизу за болотом мои места. Мы пройдем туда по холмам, вроде как в обход, а дальше, там уже настоящее болото, через
Тяжелый кусок и следующий, очень трудный кусок остались позади. Нику пришлось перелезать через множество поваленных стволов, одни толщиной больше его роста, другие ему по пояс. Он клал карабин поверх бревна, забирался и втягивал наверх сестру. Дальше она соскальзывала на другую сторону или он должен был спускаться, брать карабин и помогать ей. То и дело они перелезали и обходили груды валежника, и на заросшем болоте было жарко.
Пыльца пахучего дурмана и полынной амброзии запорошила девочке волосы и заставляла ее чихать.
— Чертовы болота,— сказала она Нику.
Они отдыхали, сидя на огромном бревне, опоясанном надрезами корьевщиков. Кольца серели на гниющем сером стволе, и вокруг, куда ни кинь взгляд, лежали серые стволы, серые кучи валежника и сучьев, на которых бессмысленно и ярко росли сорные травы.
— Это последнее,— сказал Ник.
— Ненавижу их,— сказала сестра,— А эти мерзкие сорняки, прямо как цветы на кладбище деревьев, за которым никто не ухаживает.
— Теперь понимаешь, почему я не хотел идти тут в темноте?
— Мы бы не прошли.
— Не прошли бы. И никто не пройдет здесь за нами. Сейчас начнутся хорошие места.
Они вышли из нагретого жарким солнцем болота и оказались в тени огромных деревьев. Болото доходило до самых высоких холмов и чуть дальше, а за болотом начинался лес. Они шли по бурому лесному ковру, прохладному и пружинящему под ногами. Подлеска не было. Древесные стволы уходили вверх футов на шестьдесят, прежде чем на них появлялись ветви. В тени деревьев было прохладно, и Ник слышал, что высоко в кронах поднимается ветер. Солнечные лучи на землю не попадали. Ник знал, что солнце не сможет пробиться вниз почти до полудня. Сестра взяла его за руку и шла рядом.
— Я не боюсь, Ники, но чувствую себя как-то странно.
— Я тоже,— сказал Ник,— Каждый раз.
— Я никогда не бывала в таких лесах.
— Это последний девственный лес во всей округе.
— Нам через него долго идти?
— Порядочно.
— Одной мне здесь было бы страшно.
— Мне здесь бывает странно, но не страшно.
— Я первая так сказала.
— Ты, ты. Может, мы говорим так потому, что нам страшно?
— Нет, я не боюсь, потому что ты рядом, но если бы я была здесь одна, мне было бы страшно. Ты уже был здесь с кем-нибудь?
— Нет. Только сам.
— И не боялся?
— Нет. Но чувствовал себя всегда странно, наверно, как положено в церкви.
— Ники, а где мы будем жить, там тоже будет так же торжественно?
— Нет, не бойся, там славно. Тебе и здесь должно нравиться, Махоня. Здесь хорошо. Так выглядел лес в старые времена. Это чуть ли не последние хорошие места на земле. Сюда никому не добраться.
— Старые времена — это хорошо, только тут слишком уж все торжественно.
— Торжественно было не везде. Но в хвойных лесах было.