Последние первые планетяне
Шрифт:
Не удивительно, что к утру решающего дня девушка извела себя до такой степени, что потеряла связь с реальностью.
Субботнее дежурство началось для Максим рано – ее товарищи еще отсыпались перед предстоящей насыщенной ночкой. Девушка прибыла в управление отчитаться за предыдущие сутки и обнаружила лишь старика Хоева посапывающим в любимом кресле. Они не говорили, и Макс, запостив на скорую руку рапорты о проведенной работе, поспешила убраться, пока не нагрянули коллеги. Она доложила, что возьмет один из байков, и на том была такова.
Первая из трех «ситуаций», как Максим обозвала это для самой себя, случилась спустя пару часов, в кофейне неподалеку от офисов рудной компании. Закончив с бытовой ссорой в трущобах на окраине города, где сурового вида мадам расшибла о супруга планшет за то, что тот отказался афишировать собственную историю браузера, девушка заехала перевести дух и почти сразу оказалась втянута в неудобный разговор. Так уж вышло, что в то же самое время, как в заведение заскочила Макс, там сидели двое знакомых ее папаши: как и сам старик, такие типичные лицемерные
И все-таки пары минут, пока девушка дожидалась заказа, оказалось достаточно, чтобы заразиться беспокойством. Не то чтобы Макс не приходило это на ум на протяжении недели, что ее коллеги готовили несанкционированную облаву, однако только теперь девушка крепко призадумалась над тем, сколь пугающе похожи две истории. В конце концов, Моргунов был в ее глазах такой же жертвой ненасытного корпоративного монстра, в то время как законники – инструментом неприкрытого давления на нее. Максим противило осознание, что она является частью прогнившей системы. Лишь одно обстоятельство скрашивало положение: к действиям Николая и его «шайки» она не имела отношения. Быть может, даже рассудила Максим, когда всю компанию разоблачат, как это произошло с коллегами с юга, она выйдет на ведущие роли в штабе. Отец загордится ее положением, равно как стойкими фронтирскими принципами.
Пока это были лишь мимолетные мысли, посетившие Максим за полуденным стаканом кофе. Однако, допустив их, девушка впервые за длительное время почувствовала спокойствие и примирилась с собой.
После непродолжительного перерыва служба пошла обычным чередом. К крамольным размышлениям Максим не возвращалась несколько часов кряду, пока ближе к вечеру с ней не приключилась вторая так называемая «ситуация». Она выехала по вызову на Треугольник. По словам очевидцев, неизвестный мужчина там намеревался покончить собой, сиганув с крыши трехэтажного здания банка. К разочарованию собравшейся толпы, приготовившейся уже было к многонедельному марафону трепа об этом случае в барных беседах, мужчина в последнюю минуту передумал. От суицида его отговорила вовремя прибывшая на Треугольник дочь. Как выяснилось, крышу виновник скандала выбрал не случайно. Он только что вышел со встречи в банке, где с представителем «СидМКом» обсуждал финансирование его складского бизнеса. Мужчину на встрече уведомили, что рудная компания нашла подрядчика выгоднее, а потому его предприятие в скором времени будет ликвидировано. Оставшись без основного источника дохода или даже мало-мальски пристойной компенсации, отец троих детей не придумал иного выхода, кроме как прилюдно обвинить корпорацию в собственной смерти, дабы выбить семье кругленькую сумму в виде страховой выплаты. Ситуация, однако, разрешилась несчастливо – мужчину убрали с крыши, не позволив стать развлечением для кровожадной толпы.
Максим разогнала зевак и, убедившись, что бузотера немедля отошлют в госпиталь на реабилитацию, собралась уже уезжать с Треугольника, как ее внимание привлек неизвестный, сопроводивший потерпевшего до кареты скорой. Он будто даже передал тому визитку, после чего исчез так же молниеносно, как появился, так что Макс толком не сумела рассмотреть его. Любопытная как от природы, так и в силу ремесла, девушка заметно заинтересовалась тайной произошедшего. Она проследовала за скорой до больницы и уже там, пообщавшись с дочерью бедолаги, выяснила, что видела одного из младших деловых соратников Михаила Моргунова. Парнишка, как оказалось, находился в банке в то самое время и, став свидетелем случившихся событий, «не мог не посочувствовать тяжкому положению брата-фронтирца». Он обменялся с мужчиной контактами и обещал, если тому будет интересно, свести его лично с Моргуновым. Тот, со слов парня, с радостью вложится в «освободившийся от корпоративных пут» бизнес и поможет вновь встать на ноги.
Офицер не стала докучать расспросами, планирует ли семейство принять предложение, однако, уехав из больницы, не могла думать ни о чем ином, кроме как о спонтанной щедрости Моргунова. Если бы только Макс не верила слепо в бизнесмена, в непогрешимую чистоту его помыслов, она тотчас увидела бы, что вся эта ситуация является не иначе как спекуляцией на отчаянном положении банкрота. Вне всякого сомнения, хочется того мужчине или нет, только придя в себя после произошедшего, он позвонит человеку Моргунова и согласится на любые условия, чтобы остаться в седле. Пройдет месяц-другой, бизнес поначалу пойдет в гору, быть может, его складское дело даже составит конкуренцию новенькому корпоративному. Затем же ситуация резко ухудшится. Пойдет ощутимая потеря прибыли, просрочка выплат Моргунову, беспокойство за будущее их сотрудничества и всякое в таком духе. Когда положение пробьет очередное дно, из-под которого уж наверняка никто не постучит, Моргунов как бы невзначай предложит несчастному выкупить его контору за жалкие гроши в уплату скопившихся долгов. Мужчина, разумеется, согласится. Михаил при этом выставит все так, будто рудная компания, не вынеся конкуренции, задушила этот маленький вольный бизнес. Хотя, само собой, с самого начала в этом и заключался хищный план бизнесмена. Он проворачивал подобную схему уже с бессчетным числом небольших фирм, зарождавшихся в Борей-Сити на его веку. Каждый раз ему удавалось обглодать жертву, выставив «СидМКом» злодеем вместо себя.
Вот и нынче Макс, размышляя о щедрости бизнесмена, не иначе как восторгалась его стремлением благодетельствовать в пользу фронтирских сограждан. Она вдруг подумала, что многие предприятия в Борей-Сити содержатся Моргуновым схожим образом. Торговые лавки и целые кварталы жилой застройки, фермерские угодья, каналы продовольственных поставок. Важнейшие аспекты здоровой жизни шахтерского поселения зависят от денег или же влияния Михаила, равно как от его эпического противостояния всему «СидМКом». Немало поколений жителей Борей-Сити, в конце концов, успели вырасти, не ведая другого облика города, кроме того, где Моргунов занимает важнейшее место в пищевой цепи. Макс ненароком представила судьбу родного поселения без участия в ней бизнесмена, и спроецированная ее оболваненным воображением картина поистине испугала девушку. В ее фантазии Борей-Сити превращался в эдакую проклятую корпоративную клоаку, где никто не смеет заниматься любимым делом, не пресмыкаясь перед безликими боссами из Большого Кольца. Она терпеть не могла подобного положения дел применительно к полиции, хоть многие годы мирилась с ним, и оттого со всей искренностью не желала городу погрязнуть в подобном унизительном положении. Эти мысли, таким образом, оказались лишним поводом Максим задуматься, что если коллеги предоставят «СидМКом» причину прищучить Михаила Моргунова, то, скорее всего, для города это станет началом конца счастливых вольных лет.
Около девяти вечера, утомленная не столько долгим дежурством, сколько терзающими ее сомнениями, девушка возвратилась домой – отужинать с родителями. Давыдов с командой к тому времени уже должны были отправиться на дело, и Максим, освободившись от вызовов, была рада провести некоторое время подальше от управления. С большим удовольствием она убила бы час-другой в «Пионере», потому как догадывалась, что за ужином папаша развернет очередную свою желчную тираду. Они не виделись уже пару дней, и у старика, несомненно, скопилось немало недобрых мыслей касательно происходящего в мире. К несчастью, Максим давно обещала матери выкроить вечерок для семейного ужина. Ее, в отличие от отца, девушка подводила редко.
Впрочем, осознание себя как хорошей дочери отнюдь не помогало Макс пережить этот семейный фарс. Как и ожидала офицер, едва сели за стол, отец пустился в гневные монологи о политике и не отпускал излюбленной темы до самого десерта, порой даже перебивая супругу, отчаянно пытающуюся рассказать, как она днем удачно съездила в универмаг. К концу ужина Максим с трудом осознавала, в каком направлении движется разговор, пока речь нежданно не зашла о предстоящем назначении Майка Макарова на должность градоначальника. Народ это считал вопросом совершенно решенным, что бизнесмен вот-вот официально займет пост, и у горожан, вроде папаши Макс и его товарищей это обстоятельство вызывало неясные даже им самим чувства. С одной стороны, люди выставляли его жертвой и героем в одном лице после случившегося в «Бирже» и поэтому уважали даже пуще прежнего, хотя семейство Макаровых никогда не страдало от дефицита общественного внимания. В то же самое время в народе не забывали о тесной связи Майка с делами «СидМКом». И оттого опасались, – отец Максим как раз был в числе таких людей, – что бизнесмен даже сильнее Сергея Леонова закрутит в городе гайки корпоративного режима. В крайнем случае станет сквозь пальцы смотреть, как лютует рудная компания, пока боссы из Большого Кольца гребут деньги лопатой.
Обо всем этом и многом другом папаша Максим и говорил за ужином, хотя мнение его по многим вопросам было изучено домашними давно, и мнение это отнюдь не имело свойства меняться со временем. Все-таки кое-какие слова отца запали девушке в душу, хотя она того не желала. Говоря о личности будущего мэра, мужчина, в частности, заявил:
– Я всегда говорю! Нет у Запада врага хуже, чем сами фронтирцы. Спросите, почему? – (Никто, разумеется, не спрашивал). – Потому как народ тут, мать твою, либо тупой, либо трус. Честное слово! – смеялся он. В ход к тому времени пошла четвертая рюмка крепкого коньяку, так что папаша распалился не на шутку: – Хуже подонков, что прессуют рабочий люд от лица корпов, – сотрясая кулаком, вещал он, – только мерзавцы, что имеют власть помешать этому, но ничегошеньки не делают! Трусы! Гнал бы таких с фронтира, была бы моя воля! Да только кто мне власть даст! Что скажешь, Макс?