Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна
Шрифт:
— А госпожа Формери?
— Госпожа Формери свободна. И с нетерпением вас ждет.
— Как вас понять?
— Очень просто, господин следователь. Я заранее знал, что вы согласитесь на предложенную мною маленькую экспедицию. Отказ с вашей стороны был бы немыслим.
— Почему?
— Госпожа Формери слишком хороша собой…
Глава 2
Страничка современной истории
I
Арсен Люпэн с силой выбросил оба кулака вправо и влево, приложил их к груди,
Все это продолжалось четверть часа, те четверть часа, которые он каждый день посвящал шведской гимнастике, чтобы размять мускулатуру.
Окончив упражнения, он устроился за столом, взял чистые листы бумаги, уложенные в пронумерованные пачки, и, сложив один из них, сделал из него конверт. Затем повторил эту операцию с целым рядом других листков бумаги.
Это была работа, на которую он согласился и которой занимался ежедневно, поскольку заключенные обладали правом самим выбирать себе дело по вкусу: склейку конвертов, изготовление бумажных вееров, металлических кошельков и так далее.
Машинально занимая руки таким нехитрым делом, продолжая разминать мышцы этими механическими движениями, Люпэн неустанно думал о своих делах.
Грохот засовов, щелкание замка…
— А, это вы, мой образцовый тюремщик! Неужто настал час заглавнейшего из туалетов, той стрижки волос, которая предшествует финальной, великой рубке?
— Нет, — сказал надзиратель.
— Тогда — занятия? Прогулка во Дворец? Это бы меня удивило; наш добрый господин Формери недавно предупреждал, что с этих пор, ради осторожности, он будет допрашивать меня только здесь, в моей камере, — что несколько мешает, признаться, исполнению моих планов…
— К вам пришли с визитом, — лаконично сообщил тюремщик.
«Вот оно!» — подумал Люпэн.
И, следуя к переговорной, сказал себе:
«Дьявол меня возьми! Если это то, о чем я думаю, значит — я и вправду молодчина! Поставить такое дело на колеса, причем — всего за четыре дня, сидя в тюрьме! Какое достижение!»
Получив по всей форме разрешение, подписанное директором второго дивизиона префектуры полиции, посетители вводятся в узкие клетушки, которые служат для таких встреч. Эти мини-камеры, разделенные посередине двумя стальными сетками, установленными на расстоянии в пятьдесят сантиметров друг от друга, имеют две двери, выходящие в два различных коридора. Заключенный входит через одну из дверей, посетитель — через другую. Таким образом они не могут ни касаться друг друга, ни переговариваться слишком тихим голосом, ни обмениваться какими-либо предметами. Кроме того, в некоторых случаях при таких встречах может присутствовать надзиратель.
На этот раз такой чести был удостоен сам главный надзиратель.
— Кто же, черт возьми, получил разрешение нанести мне визит? — воскликнул Люпэн, входя. — Разве нынче у меня — день приема?
Пока стражник запирал дверь, он подошел к решетке и стал всматриваться в человека, находившегося уже напротив, чьи черты, однако, лишь смутно проступали в полумраке клетушки.
— Ах! — воскликнул он
— Да, это я, дорогой князь.
— Нет-нет, прошу без титулов, дорогой мсье. В этом месте я обычно отказываюсь от любых отрыжек пустого тщеславия. Зовите меня Люпэном, это ближе к действительности.
— Как вам будет угодно, но я был знаком с князем Серниным; князь Сернин был тем, кто спас меня от нищеты, вернув мне состояние и счастье. И вы меня поймете, если в моих глазах навсегда останетесь князем Серниным.
— К делу, мсье Стрипани, к делу! Каждое мгновение господина главного надзирателя — на вес золота, и мы не вправе ими злоупотреблять. В двух словах, что привело вас ко мне?
— Что меня привело? О Господи, это так просто! Мне показалось, что вы будете мною недовольны, если я обращусь к другому, чтобы завершить дело, которое было начато вами. С другой стороны, вы — единственный человек, в руках которого соединились все нити, позволившие вам в ту пору восстановить истину и содействовать моему спасению. Исходя из этого, только вы могли бы снова предотвратить удар, который мне опять грозит. Все это прекрасно понял господин префект полиции, когда я изложил ему ситуацию.
— Меня действительно удивило, что вам было разрешено…
— Отказ был немыслим, дорогой князь. Ваше вмешательство просто необходимо в этом деле, в котором сплетается столько интересов, и не только моих, — интересов, касающихся также высокопоставленных, известных вам особ…
Краем глаза Люпэн следил за тюремщиком, слушавшим с жадным вниманием, наклонившись вперед, стараясь уловить тайный смысл каждого слова, которым они обменивались.
— Так что?.. — спросил Люпэн.
— Так что, дорогой князь, умоляю вас воскресить в памяти все обстоятельства в отношении известного вам документа, отпечатанного на четырех языках, начало которого, по крайней мере, касалось…
Удар кулаком в челюсть, чуть пониже уха… Главный надзиратель покачнулся и, как мешок, без звука свалился в объятия Люпэна.
— Точный выпад, Люпэн, — похвалил себя тот, — чистая работа. Скорее, Штейнвег, хлороформ при вас?
— Вы уверены, что он без чувств?
— Еще бы! На три или четыре минуты — наверняка… Но этого нам не хватит…
Немец извлек из кармана медную трубочку, которую удлинил в несколько раз, раздвигая, словно телескоп, и к концу которой был прикреплен миниатюрный флакон. Люпэн взял его, вылил несколько капель на платок и приложил его к носу главного надзирателя.
— Отлично! Этот парень получил свое. К моему сроку, верно, прибавятся восемь или пятнадцать дней карцера… Что поделаешь, издержки ремесла…
— А я?
— Вы-то? Что вам могут сделать?
— Ну вот! А удар кулаком!
— Вы тут ни при чем.
— А разрешение на свидание? Оно ведь поддельное…
— И в этом вы ни при чем.
— Но я ведь им воспользовался.
— Прошу прощения! Позавчера вы по всем правилам обратились с прошением для некоего Стрипани. Сегодня утром — получили официальный ответ. Прочее вас не касается. Только мои друзья, те, кто изготовил ответную бумагу, могут беспокоиться. Если чем-нибудь выдадут, заявят себя!