Последние ворота Тьмы
Шрифт:
При покупке билетов у них, наконец, спросили документы, но Охэйо решил эту проблему очень просто, а именно, с помощью взятки, и даже не очень большой, - порядки здесь не отличались строгостью.
Свободны были, правда, лишь самые дорогие каюты, и он заплатил за одну пятьсот марок, - не считая отданных "на лапу". Каюта, впрочем, стоила этих денег - просторная, с мягкими диванами, столом и шкафами из полированного дерева. Добротная дверь надежно запиралась изнутри. Стены, потолок и пол были из тщательно пригнанных и покрашенных досок. Над диванами сияли две не очень ярких лампы с плафонами из матового узорчатого стекла.
К
На взгляд Лэйми главным достоинством каюты было большое двустворчатое окно, - оно оказалось на высоте метров трех над водой, и, пристроив возле него стул, он мог с удобством смотреть на неторопливо проплывающий пейзаж. Лэйми даже не заметил, как теплоход тронулся. Ему было тут на удивление уютно, словно он вернулся домой.
9.
Семь дней спустя он сидел в легком кресле у стола, уставленного пустыми тарелками. Стол стоял на верхней палубе венчавшей теплоход надстройки высотой метров в семь. Сам теплоход сейчас неспешно плыл по прямой здесь реке с невысокими заросшими берегами. Справа тянулись обычные здесь четырехэтажные дома, обшитые темно-зелеными досками. Слева, за широким травянистым мысом, уже блестела синеватая гладь озера. На его северном берегу призрачной полосой темнел лес, но западного берега он не видел: это был уже залив огромного озера-моря Орчи, - и, значит, их путешествие подходило к концу.
Эта мысль вызвала у Лэйми облегчение. Связавшись с теплоходом, они сваляли изрядного дурака: речным транспортом здесь пользовались, в основном, те, кто хотел развлечься. Те, кто хотел просто куда-то попасть, предпочитали вполне современные электропоезда.
Злосчастный корабль был весьма похож на плавучий дом свиданий - бесконечные вечеринки и масса молодежи, увлеченной лишь поиском новых интрижек. Впрочем, если вспомнить, что большую часть Вторичного Мира занимали дикие земли, где города вообще лежали в развалинах, им ещё очень повезло попасть именно сюда...
Паулома была одним из крупнейших городов обширной, простиравшейся на тысячи миль страны, называемой Лерика; её границы были далеко отсюда. Спускаясь по реке, они видели лишь малую её часть, - Лэйми запомнились только крутые заросшие берега, пристани, да снующие ночью и днем яхты, теплоходы и баржи. Их тут оказалось так много, что река походила порой на оживленную улицу.
Семь дней путешествия промелькнули на удивление быстро, - жизнь на корабле была организована так идеально, что ему почти не приходилось думать, и он просто отдыхал от сверхнапряжения страшных последних дней Хониара. Пробездельничать всё это время ему, правда, не удалось: Охэйо внимательно прислушивался к тому, как здесь говорят, и заставлял его всё запоминать. Что ж: теперь закончится и это. Лэйми усмехнулся, и, расплатившись, пошел вниз.
Когда он возвращался в каюту (еду они всё же предпочитали покупать, а не ходить в ресторан, так как назойливость сидевших там девиц отбивала у них аппетит), за ним увязалась одна из них. Она молча шла в дюжине шагов позади, так что Лэйми в конце концов спросил, что
Лэйми отпер каюту, продолжая, в то же время, следить за девушкой. Поворачиваться к ней спиной ему не хотелось. Когда он поступил так в последний раз, его с ног до головы облили соком.
– Мы войдем в порт Пауломы ещё до ночи, - сообщил он, с облегчением запирая дверь.
– Замечательно, - отозвался Охэйо.
– А то мне тут уже начинает надоедать. Они считают, что я - твой любовник. Или наоборот, но всё равно противно.
Лэйми покосился на друга. Аннит всю дорогу изучал свой архив, как вот сейчас. Он лежал на диване, на животе, подогнув босые ступни - все в розовых полосках от заживших порезов. На корабле он нашел умельца, который проколол ему перепонки между пальцами ног и вставил в них серебряные колечки. На удивленный вопрос друга: "Зачем?" он ответил: "Почему бы и нет?" - и Лэйми не нашел, что возразить.
– Это помогает от оборотней, - вдруг пояснил Охэйо, как-то ощутив его удивленный взгляд; при всей своей внешней томной лени он был очень наблюдателен.
– А?
– Их кожа чернеет при прикосновении к серебру. Если кто-то носит такие колечки, - значит, он человек.
– Неудивительно, что про тебя болтают всякую чушь.
– Нет, не поэтому. Так тут поступают многие юноши. И девушки тоже, кстати. Просто - сам подумай - два молодых, здоровых парня всё время сидят в одной каюте. От сомнительных девиц, которые здесь ходят, они отмахиваются. Спрашивается, - что они там делают?
– А ты не отмахивайся. Некоторые из них очень даже симпатичные.
– Возможно. Только, знаешь ли, я не могу заниматься любовью с девушкой, которую не люблю. Не знаю, почему так. А у тебя иначе, да?
Лэйми отвернулся и покраснел. Аннит почему-то считал унизительным идти на поводу у своих чувств. Лэйми порой считал это довольно глупым... вот только уважение Охэйо было вещью, которую он вовсе не хотел терять. За семь дней путешествия это чувство лишь окрепло, - наверное, потому, что среди сотен пассажирок он тоже не встретил никого, с кем ему хотелось бы подружиться - или более, чем подружиться. Возможно, потому, что он почти не знал их; или же их было слишком много. И выглядели они, конечно, не так красиво, как вечно юные жительницы Хониара...
Охэйо, напротив, увлеченно болтал с ними - большей частью, из природного любопытства. Когда ему делали известные предложения, его лицо принимало столь скептический вид, что девчонки просто исчезали. К тому же, он был одним из анта Хилайа, правителей Империи, - а они вовсе не считали зазорным убивать всех людей, которые им не нравятся. Возможно, это было что-то наследственное, - хотя Аннит не позволял себе подобных вольностей (под Зеркалом Мира, вообще-то, никого нельзя было убить), в его лице было нечто, вызывающее опаску. Когда он злился, его глаза становились похожи на ножи - за три тысячи лет неограниченной власти безжалостность впиталась в кровь его предков. Охэйо был готов стерпеть любую вольность в обращении, - сам он тоже не отличался изысканными манерами, - но из-за скверной привычки говорить людям всё, что он о них думает, друзей у него всегда было немного. Однако, это были хорошие друзья.