Последние войны
Шрифт:
Потолок был из досок и соломы, а стены – глиняные, вот если бы кто-то еще чуть потратился и побелил их хотя бы изнутри, то тогда хижина эта стала бы чуть походить на украинские мазанки.
Мерно гудел генератор. От него тянулась какая-то фантастическая конструкция из нескольких удлинителей, которые переплетались на полу, потом поднимались к потолку – там, подвязанная веревками, болталась большущая лампочка.
– Что-то я проголодался, – сказал Игорь, погладив себя по животу.
– Ой, только не говори о еде, – запричитал корреспондент. На лице его задергалось, кадык заходил, как будто его сейчас
– Ну, ты то можешь не есть, – сказал Игорь, – ты можешь пока продезинфицировать желудок.
– А есть чем? – воодушевились отравленные.
– А то, – сказал Игорь, улыбаясь.
Они вскрыли одну из засекреченных канистр. Наливать водку из пятилитровой баклаги в кружки было очень неудобно. Но главное, что они смогли ее провезти через погранпост. Другие обитатели комнаты, узнав об этой контрабанде по запаху, что быстро распространялся в воздухе, конечно из солидарности не выдадут их местным властям. Сергей вскрыл ножом консервную банку. Ее можно было бы и подогреть, но и без того, тушенка показалась очень вкусной и он не испытывал никакого отвращения, когда выскребал из банки куски холодного мяса с налипшим на них белым жиром.
– Ну, с приездом, – поднял свою кружку корреспондент, – чтобы у вас все удачно прошло.
– Да что ты так зачастил, – стал упрекать его Игорь, – ты два тоста в один сказал, – сперва за приезд, ну а потом – за то, чтобы все хорошо было. Но вообще-то туалетную бумагу мы привезли, – он с ехидством посмотрел на коллег, намекая, что самое скверное, что здесь может случиться – так это отравление от местной еды.
Приходилось считаться с тем, что провести им здесь предстоит никак не меньше двух недель. У них было десять литров водки. Пока что ее можно было не экономить.
Генератор, дающий свет, был не их собственностью. Они позаимствовали его у более хозяйственных коллег из WTN, на помощь к которым, кстати, и ехали Майкл с Саймоном. Было бы верхом свинства истратить на свое веселье весь их бензин.
«Зато водку сохранили», – думал Сергей, укладываясь в спальный мешок.
На утро, при свете солнца, Сергей наконец-то смог рассмотреть окрестности и составить впечатление о том, куда он угодил. Ночью, при свете тусклых электрических лампочек сделать это было так же трудно, как составить свои представления о лесе, когда освещают его лишь звезды, да светлячки.
Ночью Сергею рассказали о корреспонденте, который набирал воду из колодца, никогда не кипятил ее, а пил сырой, при этом приговаривая, что желудок у него луженый и ничего с ним не случиться. Он мог продемонстрировать это на спор и частенько развлекал так постояльцев лагеря, совсем как фокусник какой-то. Посмотреть на такое чудо, обычно, собирались новички лагеря, но если бы кто-то из них захотел повторить фокус, то слег бы от жуткого расстройства желудка. Однако Сергею было бы интересно посмотреть на это представление.
Сергей не выспался. Вставать пришлось рано. В Афганистане был жутко неудобный часовой пояс. К московскому прибавлялось полтора часа.
Он стоял на пороге дома, вдыхая свежий ветер, потягиваясь, а рот его при этом постоянно открывался в зевоте, и приходилось его прикрывать рукой. Часть людского муравейника давно уже проснулась, а кто-то здесь и вовсе не засыпал, и теперь глаза у этих людей были красными, а лица – очень помятыми. Кто-то сидел на тряпках, матрасах, скрестив ноги по-турецки, приложив к уху трубу спутникового телефона, пытаясь связаться со своей редакцией и сообщить ей последние сводки, кто-то вытянул ноги, положил на них компьютер и что-то рассматривал на экране. Большая часть муравейника все-таки еще спала; кто – в маленьких одноместных палатках, а кто – и вовсе в спальных мешках прямо на голой земле.
«Ночи становятся прохладными. На сырой земле можно простудиться» – подумал Сергей, но он, конечно, не дошел до той мысли, что может кому-то уступить свое место в комнате.
Ему хотелось выяснить – где тут душ, где туалет или все ходят за ограду и справляют нужду в придорожный кювет – прямо на голову тем автоматчикам, что встречали караван Сергея ночью.
Где же эти простые человеческие радости, без которых жизнь становится не мила? Должны же были их предусмотреть, а то Сергея совсем не радовала перспектива – ходить по маленькой – в одну из освободившихся от воды баклажек, что они привезли с собой, а после, под покровом ночи, как преступники, избавляться от ее содержимого, выливая все в тот же придорожный кювет.
Первым делом он нашел туалет. Один из парней, что сидели на корточках, завернувшись в одеяла, на вопрос Сергея, просто показал рукой – где находится то, что он ищет, да он и сам бы его нашел, потому что куда еще с утра могла выстроиться очередь, кроме как не к туалету? Ну не ванную же ведь и не на завтрак.
Проводник сопроводил свой жест еще и фразой, которую Сергей поначалу не понял.
– Туалет у нас – там, но ему не долго жить осталось.
«Почему не долго то? – размышлял Сергей, – не собираются же в туалете кого-то замочить, как советовал наш президент. Слова то эти стали широко известны, но все-таки не стоило их воспринимать, как руководство к действию по всему миру, а то туалетов не напасешься».
Кстати, на выставке военной техники, что проходила в Свердловской области, Сергей видел, как танки стреляли по мишени, выполненной как раз в форме деревянного туалета. Туалет, как и все здесь, был архитектурным шедевром, относящимся к стилю примитивизма. Размерами то он был схож с био-туалетом или с теми будками, что ставят не очень богатые дачники на своих садовых участках, вот только сделали его из глины, потому что дерево здесь было слишком дорогим строительным материалом. Таким дорогим, что из него не могли себе позволить сделать даже дверь туалета. Двери вообще не было. Вместо нее висела клетчатая тряпка, уже немного испачкавшаяся, но в ней все еще безошибочно угадывался пуштунский платок, который обычно носят на шее.
«Какое кощунство», – подумал Сергей, направляясь к очереди желающих облегчиться.
Вообще-то он не мог точно сказать – кощунство это или нет использовать в качестве занавески в туалете пуштунский платок. Но местные, увидев это, скорее подумали бы, что все белые, приехавшие сюда, впрочем, как и представители других наций, а в муравейники обитали и японцы, и негры, то бишь афро.. уж непонятно какие афро.. может и европейцы, а может американцы, в общем, все они некультурные варвары и вести с ними надо себя соответственно.