Последний ангел
Шрифт:
— А он такой ему как крикнет: «Живо отпусти меня, засранец!». Ниас и отпустил. А тот возьми — и исчезни. И все, ангел твой взбесился, по полу катался, волосы на себе драл везде, куда руки дотягивались.
Корин честно пытался представить себе происходящие, со слов суккуба, события — не вышло, вышел только нервный тик.
— Где Ниас бывает? Давай мне координаты.
— Что с тобой, сынок? — встревоженно спросила старушка.
Ниас уже битый час сверлил ее неподвижным отсутствующим взглядом и молчал. Он вспомнил, что это он убил всю ангельскую расу, всех,
Он и сам не мог понять, зачем пришел к этой женщине, тем более, после того, как узнал, какой он монстр. Чего хотел он от старушки? Если она узнает, что он совершил, то вряд ли станет смотреть на него такими ласковыми добрыми глазами. Но он все же сказал:
— Я вспомнил, что я убил весь свой народ. — и испытующе посмотрел на бабушку, но та даже не пошевелилась — Свой мир и свою семью. Все это сделал я.
— Зачем? — спросила женщина.
— Я не помню причины, словно был не в себе. Хотя, чтобы убить, мне не нужна причина. — голос вышел подавленным, полузадушенным — Я убийца. Жестокий, циничный и беспринципный.
— Это не так. — старушка завершила свое вязание, отложила в сторону длинный шарф и с нежностью, свойственной только матерям, воззрилась на ангела — Я же вижу, что тебе больно. Ты каешься, сожалеешь, что сделал это. Значит, сердце у тебя еще живое, не беспринципный ты, и не циничный.
— И что мне теперь делать? — Ниас впервые за всю жизнь чувствовал себя таким подавленным.
Сам не зная, зачем, он сполз на пол и обнял ноги старушки. Ему было нужно это, необходимо, как воздух. Словно маленький ребенок, он искал прощения у нее, как у собственной матери, нуждался в ее любви. Баба Тося, хоть и была напугана таким откровением, но, словно почувствовав тонкую грань внутреннего равновесия этого существа, сделала то единственно необходимое, что могла: запустила пальцы в черную гриву волос, подарила этому существу все свое тепло до капли.
— Если натворить смог, то и исправлять тебе же. Нет смысла убиваться, сынок, нужно все исправить. Семью ты уже не воскресишь, родню не вернешь, но ты можешь сохранить другие семьи, другие жизни. Я знаю, что ты многое можешь. Не будет тебе покоя, пока не уравновесишь свои злодеяния своими добрыми деяниями, а там и перевесишь чаши весов. Пока живой ты, еще не поздно изменить свою жизнь.
— Откуда ты все это знаешь? Мне много веков, я много народа убил, в этом мне нет равных. И я никогда не испытывал усталости от того, что убивал. Мне никогда не было так… горько. Я больше не хочу вспоминать.
— Я обычная женщина, человек. Человеческий век короток, и не многие успевают понять простые истины. Я потеряла всю свою семью, Ниас. Только через горечь потери постигается что-то действительно важное. И ты тоже обязательно поймешь, как тебе жить, и как поступать. Определись, какой путь тебе выбрать, и иди по нему, не сворачивая. Не проходи мимо слабых и беззащитных. Если был убийцей — стань защитником.
Над этими словами ангел думал долго. Когда-то по собственной прихоти он спас старушку-человечку, а она стала для него единственным утешением, когда вернувшаяся память разбила его на осколки. Ангел никогда не верил ни во что, но теперь он верил в судьбу.
— Я стану, бабушка. — перед глазами встала крохотная руна у самой кромки русых волос, он вспомнил, что такие бывают у демиургов — Кажется, я уже понял, кого мне стоит защищать. Он сможет исправить все, потому что он Примиряющий.
— Примиряющий? — улыбнулась старушка — Тогда пусть он помирит тебя с самим собой. Он сможет?
— Я думаю, что он сможет все. Я благодарен тебе за то, что ты встретилась мне. Ты помогла мне.
— Нет, сынок, это ты нашел меня. Хотя, может, за то, что помогла тебе, мне найдется местечко в раю.
На этом пожилая женщина и ангел расстались, но не попрощались. Вынужденное одиночество каждого сделало их почти семьей, потому ни он, ни она не сомневались в том, что они еще увидятся.
— Готовишься как к решающей битве. — хмыкнул Виар, глядя, как колдун вытачивает руны на хрустальном колышке — Может, помощь нужна?
— Надеешься получить ангельскую кровь? — криво ухмыльнулся Корин.
— Нет, она мне больше не нужна. Я не хочу ни войны, ни мирового господства. Я просто хочу жить своей обычной жизнью, устал от всего этого безумия. Кстати, почему бы и тебе не выйти из игры?
Корин оставил в покое колышек, возвел усталый взгляд льдисто-голубых глаз на демона и как маленькому ребенку пояснил:
— Я не могу. Я воин, у меня есть долг перед мирами. И даже если очень захочу, я не могу выйти из этой войны по собственной воле, пока могу сражаться. Впрочем, ты — демон, тебе не понять.
— Ясно. — Виар лениво зевнул, всем своим видом демонстрируя свое мнение о кодексе заклинателей — Так что, помощь нужна?
— Ты же, вроде, вышел из игры? Зачем тебе помогать мне?
— Этот ангел всех поставил на уши, все хотят его заполучить, а если и получат — все равно начнется хаос. Он опасен. Пусть уж лучше будет у заклинателей, чем у моих собратьев. Все равно и ваша сторона ничего от него не добьется.
Колдун обдумал его слова, и все же сдался:
— Только если отвлечь его внимание на себя. Один я с ним не справлюсь, это чистой воды самоубийство.
— Это и вдвоем самоубийство. — хмыкнул Виар — Но я готов рискнуть.
— Есть!!!! Я хочу есть!!! — рык стоял такой, что стекла дребезжали.
Каа ничего не мог сделать для девушки, бьющейся на полу и кричащей не своим голосом, просто смотрел и молчал. Он и сам не мог понять, почему не бросил одержимую Вику. Жалость к ее страданиям плавно перерастала в жгучую ненависть к бессердечному Юки. Ну что ему стоило помочь девчонке? Но нет, он бросил несчастную на произвол судьбы, заставил ее страдать из-за собственного каприза.
— Ааааа!!! — она билась так, что на хрупком теле оставались синяки и ссадины, даже кости ломало, и Паша поморщился, услышав характерный треск.