Последний ангел
Шрифт:
Они думали, что не смогут вернуться, они бегали, прятались и дрались, как загнанные в угол звери, когда их настигали враги, но, не смотря ни на что, они все же нашли лазейку домой. Только вот друг Никиты погиб, он уже не вернулся домой. А девушка, по возвращении домой, оказалась дочерью высокородного. И она без труда снова нашла своего спасителя.
Никита избегал ее, хоть и понимал, что любит. Но так же понимал и то, что рано или поздно умрет на войне, оставив ее одну, потому и решил, что лучше вообще ничего не начинать, чем заканчивать неизбежной трагедией. Но она была упрямой.
И, наконец, снова настает момент возвращения домой, он счастлив, как никогда: между сторонами заключено временное перемирие. Его сын уже взрослый, у него такие же черные волосы, как у Никиты и раскосые материны глаза. И по возвращении Никита узнает, что у него есть еще и внук. Малыш — копия своей бабушки, те же локоны бордового цвета, те же раскосые серебристые глаза. И несколько десятилетий Никита жил, как в раю, с любимой женщиной, сыном и внуком, в котором души не чаял.
Но перемирие закончилось, и он снова в строю, в первых рядах, идет на смерть и ведет за собой других. Но в этот раз смерть не прошла мимо, она остановилась возле него, а потом протянула руки и забрала его с собой. Среди раненых и убитых, остался лежать на поле боя и Никита с разрубленным от правого плеча до паха туловищем. Они проиграли этот бой.
Темнота, теплая, живая и уютная, она укрывает его, словно ватным одеялом, греет и хранит. И он спит в ней спокойным сладким сном, ему еще рано просыпаться и идти за крохотной искрой жизни. Но кто-то зовет его, упорно, настойчиво, нагло. Он не хочет отзываться, он хочет спать. Этот кто-то хватает его и тянет на яркий, режущий глаза свет, заставляет встать на ватные после сна ноги, что-то ему втолковывает. Никита смотрит на них мутными глазами, он хочет объяснить им, что их общество не нужно ему, что он должен сейчас быть совсем не здесь, и что хочет спать, но его не слушают. И тогда приходит всепоглощающая ярость, она затмевает все вокруг, не дает ему уснуть и не позволяет ему думать. Никита жаждет крови, как никогда, ему даже без разницы, чьей крови.
Но в этот миг в обезумевшую от вынужденного бодрствования голову приходят воспоминания о том, что его предали. Его предал его же народ, отправил его на смерть, а после и умереть спокойно не дал. Это его сородичи виноваты в том, что он сейчас не может спать. Он, Никита, все делал для них, отказался от любимой, не оставил даже продолжения своего рода, проливал за них свою кровь и, в конце концов, погиб за них же. И ярость достигает своего пика, выплескиваясь наружу, словно лава из пробудившегося вулкана. Он не может остановиться, не может сдержаться, да и не хочет.
И вот уже он рушит красивый город, вытесанный прямо в белой скале, похожей на мрамор, жители гибнут от его рук, не в силах защититься, им нечего ему противопоставить. И горы трясутся, и деревья умирают, и даже светила перестают быть живыми, уже не источая того света, какой был раньше. Среди всего этого Никита ищет младенца, у него на теле должна быть руна, за правым ухом. У новорожденного мальчика светлая кожа и зеленые глаза, он должен убить этого ребенка, и он хочет убить его. Только младенца нигде нет, и Никита злиться все сильнее, потому, что не может найти его.
Последний, когоон убил в тот день, был его внук. Он узнал его, когда вырвал сердце из его груди, даже имя вспомнил — Роир. Он вспомнил, что у него была семья, было продолжение, и он убил их всех. И Роир улыбался в посмертье, будто знал то, чего не знал Никита.
Никита оказался в другом мире, населенном демонами и магами, которые воевали между собой. Но самое неприятное заключалось в том, что он не помнил ничего, кроме своей расы и имени. Он больше не умел чувствовать ни гнева, ни радости, ничего, что чувствуют все живые существа, даже боль воспринималась глухой, как некоторое физическое неудобство, хотя должна была быть яркой. И кто-то бубнил слова подчинения.
— Не действует. — прохрипел Никита. Во рту чувствовался вкус крови, и он ее сплюнул.
— Если ты не демон, то кто? — не отставал незнакомец.
Никита чувствовал магию в его крови, сильную, мощную, но все же человеческую.
— Какая тебе разница, колдун? — уныло ответил он ему и начал подниматься. В волосах застрял какой-то мусор, и Никите это приносило дискомфорт. Зарывшись в них пятерней, он принялся вытряхивать крошки, или песок — Убирайся отсюда. Я для тебя никого не оставил.
— Ты заклинатель, как я? — снова пристал колдун.
— Нет! — раздраженно буркнул Никита, с трудом заставляя себя сесть.
— Тебе нужна помощь?
— Я сказал, нет!!! — не выдержав, рявкнул на человека, встал, тут же застонал и повалился на какие-то обломки.
Сознание медленно уплывало во тьму, Никита почему-то тосковал по темноте и очень хотел спать. Но кто-то подхватил его, понес куда-то.
— Мне не нужна твоя помощь… — прошептал он незнакомцу и обмяк, проваливаясь в долгожданную тьму.
Но эта тьма была другой, не той, по которой он скучал.
Впервые за все время после своего возвращения, Ниас спал так сладко. Он чувствовал, что кто-то рядом есть, но его не хотелось прогонять. Этот кто-то был очень теплый, тихий и создавал ощущения покоя, которого ангел был лишен. Ему не снились сны, его не мучали вопросы и ответы, он помнил, но воспоминания больше не терзали его, как сотни крохотных острых лезвий. Боли, ярости, сожалений больше не было, осталась только тихая, теплая печаль. Теперь он узнал, что не он виноват в тех событиях, не он уничтожил все измерение ангелов. И это так же приносило успокоение.
Ниас не знал, как долго он спал, открывать глаза не хотелось, но в этот раз он сам решил, что должен проснуться. И проснувшись, увидел большие, потрясающе живые глаза демиурга, зелень словно искрилась и переливалась всеми оттенками весны в его радужках. Ангел не знал, как долго смотрел на это видение, но демиург сказал:
— Привет. Тебе уже лучше?
— Да. — хрипло оповестил его ангел.
— Ты прости, я не хотел копаться в твоей жизни. Просто так было нужно. Если рана гноиться — нужно промыть ее, я и промыл.