Последний атаман Ермака
Шрифт:
— Надо же, как напуганы татары! — удивился Болдырев, когда насчитал на приречном песке не менее двух десятков костров. — Не только распалили огонь по берегу, но и вокруг городка, вон зарево светит по ту сторону бегишевой столицы!
— Чему дивиться? — отозвался Ермак. — Это на случай, ежели мы сразу пойдем на берег под городком. Татары во тьме будут, а мы на свету, так нас стрелами куда сподручно угощать! — Он повернулся и прошел с носа на корму, повелел кормчему править струг ближе к противоположному от городка берегу. — Поищем укромное местечко для стоянки, да и сами запалим костры.
Десятник
— Доброе место, — порадовался старец Еремей. — Сушняка достаточно, земля не болотистая, вмиг каши наварим. А супостатов к трапезе призовем? — со смехом спросил Еремей, вытаскивая из кормового ящика мешочки с пшеном, соль и вяленое мясо. На шутку старца откликнулся атаман Ермак, бросая конец каната на берег Гришке Ясырю, чтобы привязал струг к дереву понадежнее:
— Им нет нужды через Иртыш тащиться. Поутру сами свезем брашно к Бегишу, угостим на славу, чтобы и внукам было о чем поведать, отходя в мир своего аллаха! Гришка, привязал? Ну тогда покличь ко мне атамана Матвея, живо!
— Иду, батько атаман, — отозвался в темноте басовитый стремянной, и его неспешные, шаркающие по траве шаги затихли, удаляясь. Через несколько минут у головного струга объявился Матвей Мещеряк. Придерживая левой рукой длинную персидскую адамашку, осторожно перешагнул с берега на борт струга.
— Звал меня, Ермак Тимофеевич? — спросил Матвей, присаживаясь на скамью около мачты с опущенным парусом.
— Обмозговать надо, как поутру городок взять да по ветру пустить! Уверен, что Карача и Бегиш хорошо приготовились к сражению, одолеть их одними пищалями трудно будет… Ортюха! — громко позвал атаман Ермак Болдырева, который отошел к соседнему стругу, где готовили ужин казаки его десятка, а более всех старался с виду неуклюжий Тимоха Приемыш, изрядный любитель поесть у артельного котла — всегда просил двойную меру щедрого черпака.
— Иду, Ермак Тимофеевич! — прокричал в ответ Ортюха и широкими шагами пошел на зов, присел рядом, ссутулил спину, чтобы не выситься над атаманами, которые оба были чуть выше среднего роста, но плечистые и крепкие в сабельной рубке.
— Вот что, браты-казаки, пришло мне в голову, пока шли мы Иртышом в эту заводь. Ежели бить Бегиша от реки в лоб — трудновато придется, уклон довольно крут, взбираться будем с пропотевшими спинами, да еще и под стрелами татарскими. А вот ежели мы того князька ударим разом в лоб и по затылку — то всенепременно у него глаза из-подо лба вылетят! А ударить по затылку князя Бегиша должен ты, Матвей! Так же крепко, как ударил Карачу на Саусканском мысу… Только теперь я могу дать тебе под твою руку не более трех десятков казаков. С остальными полезу на кручу сам. У нас нет другого выхода, как бить князей порознь, покудова они не сгуртовались сызнова вокруг хана Кучума. Супротив всей татарской силы не устоять, толпой они просто задавят!
— Стало быть, мне с казаками обойти Бегишев городок со спины? Тогда надо на двух стругах сплыть вниз по Иртышу, до холма, струги оставить и выйти на берег незамеченными, — вслух поразмыслил
Атаман Ермак покачал головой, с чем-то не соглашаясь:
— Ежели я утром подступлюсь к городку на пяти стругах, Карача и Бегиш догадаются, что часть казаков где-то укрылась в засаде. А надобно вот как сделать — усади своих людей в челны, по этой стороне спустись вниз, а за холмом, когда ночной туман укроет Иртыш, плывите к правому берегу. Должны успеть к восходу солнца, только постарайтесь не ткнуться в татарские дозоры, обнаружат — поднимут сполох на все Сибирское царство! Уразумел, Матвей? В поход наденьте броню для бережения от стрел.
— Уразумел, Ермак Тимофеевич. Ужинать из котла некогда, возьмем хлеб да вяленое мясо, в челнах перекусим. Ну, прощевай покудова, Ермак Тимофеевич, пошли собираться…
Невысокая пелена тумана в полном безветрии надежно укрывала челны от вражеского подсмотра. Казаки гребли изо всех сил, стараясь как можно быстрее пересечь Иртыш и уткнуться в песок правобережья. Матвей Мещеряк, изготовив заряженную пищаль, облаченный в тяжелую кольчугу под кафтаном, в железной шапке, застегнутой на ремень под подбородком, внимательно поглядывал вперед, чтобы вовремя дать знак гребцам, если вдруг появится упавшее в воду дерево или плывущая по реке коряга. Иртыш, к счастью, был чист, потому как давно над степями не было проливных дождей с их мутными потоками.
— Осторожно, братцы, — предупредил Матвей Мещеряк сидящих за веслами. — Кажись, берег близок. Вона, туман как потемнел впереди.
Действительно, впереди, сквозь туман, стал просматриваться обрывистый берег, а сверху, совсем неожиданно, из близкого леса донеслось раскатистое уханье пернатого хищника, только не понять было просто ли пугал кого филин или кричал с досады, упустив юркую мышь в глухое подкоренье.
— Тащите челны на песок, — вполголоса распорядился Матвей Мещеряк. — Может статься, что пригодятся еще. А теперь поищем удобной лощины для карабканья наверх.
Казаки, вскинув по две пищали на плечи, придерживая сабли, чтобы удобно было идти, гуськом потянулись за атаманом, каждый в своем десятке с Ортюхой Болдыревым и Иваном Камышником. Ивану идти было труднее — давала о себе знать рана, полученная еще летом минувшего года в хождение за ясаком в Пелымское княжество, где правил Аблегирим, давний враг Руси, не единожды нападавший вместе с Кучумом на русские городки за Каменным Поясом.
— А-а, дьявол, расшиби тебя гром натрое! — шептал всякий раз Иван Камышник, когда чем-нибудь задевал за раненое правое бедро. — Торчало бы себе на радость в другую сторону, так нет же, норовит в больную ногу сунуться!
Третий десяток казаков вел Тимоха Приемыш. Чтобы облегчить ходьбу другу, попросил казаков забрать у Ивана пищали, и Камышник взбирался вверх, опираясь обнаженной саблей в твердую сухую землю, словно старец о звонкий посох. Вскоре продрались сквозь кусты и лощиной поднялись на северный склон холма, густо поросший соснами. Под ногами мягкий слой опавших игл и разной травы, над головой изредка просматривались яркие мигающие звезды, а над Иртышом все та же пелена тумана, которая лишь местами, ближе к стрежню, разрывалась темными пятнами над спящей рекой.