Последний барьер. Путешествие Суфия
Шрифт:
— Поехали ко мне, — сказал он. — Мы еще не завтракали, и я проголодался!
За едой он перешел к точным инструкциям, которые я должен был выполнять. Он рассказывал в подробностях, что мне делать с Малкольмом в течение следующих сорока дней. Хамид отказался рассказать о методе, который он использовал, и не рассказал, почему было необходимо разбить яйцо у Малкольма на голове. На Хамида это было совершенно непохоже, потому что он всегда скептически относился ко всему, что имело отношение к магии. Затем он поразил меня еще раз.
— Завтра я уезжаю в Стамбул. В начале января ты сможешь найти меня в южной части Анталии. Если ты приедешь должным образом и в верный час, я приму тебя. Но ты должен приехать один, бросив все, что является прошлым. Не должно остаться незаконченных
Потом он улыбнулся мне, положив свою руку на мою:
— Это правда, что я знаю кое-что о Дервишах. Ты должен простить меня, потому что вещи, в которые мы однажды можем углубиться вместе, не предназначены для каждого. И я должен был быть абсолютно уверен, что ты действительно хотел узнать это сердцем, а не только разумом. Я думаю, что ты уже начал усваивать это, не так ли?
Он протянул мне открытку:
— Внимательно посмотри на картинку. Однажды, по Божьей воле, ты посетишь это место; если это произойдет, то ты узнаешь, что твое настоящее путешествие началось.
На открытке была фотография, как мне показалось, внутреннего помещения большой гробницы. На переднем плане восхитительная золотая материя покрывала то, что, как я предполагал, являлось гробом, в изголовье которого покоился огромный голубой тюрбан. Свет в помещении отражался на цветных стенах гробницы, покрытых золотой арабской вязью в обрамлении красного, черного и зеленого кафеля. На обороте открытки Хамид написал адрес: до востребования, абонентский ящик 18, Сиде, Анталия, Турция.
Остаток дня мы провели вместе. Я даже не понимал, насколько я привязался к нему за время нашего совместного обучения. Мысль о том, что он уезжает, наполняла меня чувством утраты. Но я также понимал, что если я последую за ним, это даст мне глубокую сопричастность на последующие годы. На прощание мы обнялись; глубоко потрясенный, я вышел из его дома и направился к автобусной остановке. Был холодный ноябрьский день 1969 года. Воздух был влажный, слегка туманный. До меня доносился запах горящих на площади листьев.
К тому моменту, когда я добрался до дома, я принял, возможно, самое важное решение в своей жизни. Я решил, что я каким-то образом продам свой бизнес, закончу все дела и покину Англию, чтобы присоединиться к Ха-миду в Турции. Я сел за стол и написал ему письмо. Потом я написал моему деловому партнеру, который находился на длительном отдыхе в Америке, о том, что я намерен продать свою часть дела, которую он уже давно хотел выкупить. Я позвонил в агентство по недвижимости и попросил выставить мой дом на продажу, написал письма друзьям и родственникам, где попытался объяснить причины, повлиявшие на мое решение покинуть Англию на неопределенный срок, и известил свою группу по медитациям о том, что собираюсь сделать. Затем с большим трудом я написал всем тем, кто приходил ко мне на лечение, и сообщил им имена других людей, кто мог бы им помочь. Первые шаги были сделаны, и у меня оставалось еще шесть недель, чтобы хорошо приготовиться к отъезду в Турцию.
Шестью неделями позже я сидел в самолете, летевшем в Стамбул. Я получил только одно письмо от Хамида, сообщавшее, что он ждет встречи со мной, и содержавшее список людей, которых я должен был посетить перед тем, как присоединиться к нему на юге. Я был возбужден и с нетерпением ожидал встречи с ним, но, очевидно, мое путешествие начиналось как паломничество, перед тем как я смог бы достичь своей цели.
ВТОРАЯ ГЛАВА
Я люблю, и потому На небе есть невидимая дорога. Птицы путешествуют по ней, солнце, и луна И все звезды движутся по этому пути ночью.
Кейтлин Рейн
Как цветок является предвестником плода, Так и детство человека — это надежда его жизни.
Хазрат Инайят Хан
Свой первый день в Стамбуле я провел, просто гуляя по улицам и пытаясь привыкнуть к суете и шуму. Казалось, что все машины подают сигналы одновременно, водители кричат друг на друга в уличных пробках, а пешеходы кричат на водителей. Дети хватали меня за пальто, пытаясь продать мне сладости, и на каждом углу кто-то что-то продавал. Там были мужчины с чемоданами, набитыми брюками, маленькие мальчики с хозяйственными сумками и темнокожие выходцы из Курдистана, проталкивавшиеся вперед со своими ковриками для молитвы с берегов озера Ван и из Анталии. Женщины ходили с сумками, набитыми пластиковыми кухонными принадлежностями шокирующего розового или зеленого цвета, чудодейственными амулетами и корзинами свежих цветов. Там был старик, торговавший только маникюрными ножницами, а на углах люди толпились около раскаленных докрасна жаровен, на которых жарились кукуруза и рыба, пойманная этим утром в Босфоре. На одной стороне улицы мужчина предлагал заточить ножи, а на другой кто-то чинил пишущие машинки.
В какой-то момент моих прогулок по городу я оказался перед Голубой мечетью, которая, бесспорно, является одним из красивейших зданий в мире, и там я впервые услышал призыв к молитве, раздававшийся над крышами. Действительно, это был совершенно новый мир, волнующий, возбуждающий и, возможно, немного пугающий того, кто до этого никогда не бывал в Стамбуле. Почти весь день я провел гуляя, за исключением тех моментов, когда утомленный я присаживался выпить турецкого кофе в крошечных кафе, где сидели мужчины, курившие темный табак в кальянах и наблюдавшие как течет мимо суета жизни. К вечеру я проголодался и в ресторане, который я выбрал, чтобы поужинать, заказал кафту, мясо на крошечных шампурах, которое жарят на открытых углях и подают с фаршированными овощами. К своему удивлению я не испытал никаких болезненных последствий, несмотря на долгие годы вегетарианства. Те изменения, которых я ждал, должно быть уже начались!
Я прекрасно спал в ту ночь в маленькой комнатке отеля, в котором я остановился. Утром, сразу же после завтрака я начал искать в телефонной книге имя человека, которого Хамид представил мне как Шейха — духовного учителя, которого я должен был посетить сразу же по приезде в Стамбул. Он сказал мне, что я смогу найти этого человека через группу, которая называлась Метафизическое общество Турции, но он также предупредил меня, что, возможно, мне будет трудно убедить их дать мне его адрес, поскольку такие дела всегда окружены ореолом секретности. Однако, как я ни старался, я потерпел неудачу. Подобное общество не значилось в телефонной книге, и я решительно не знал где еще можно искать его. Ситуация усложнялась тем, что я не знал ни слова по-турецки. Я решил покинуть отель и пойти в сторону Таксима, современной большой площади, вдоль которой были расположены гостиницы, туристические агентства и представительства авиакомпаний, в которых, в любом случае, хоть один человек говорил на английском или французском. Я думал, что, возможно, моя интуиция мне поможет, но куда бы я ни обращался, я везде терпел неудачу, и к вечеру я был почти убежден, что мое задание невыполнимо. Если бы я не был столь упрямым и не доверял Хамиду настолько, насколько доверял, то к вечеру я, вероятно, сдался бы. Но что-то заставляло меня продолжить мои поиски, и на следующий день я решил искать в старой части города, снова спрашивая каждого, кто мог бы говорить на английском, не слышали ли они о Метафизическом обществе Турции.
К вечеру второго дня я нисколько не продвинулся в своих поисках, и хотя Хамид велел мне посетить еще одного человека в Стамбуле, он особо подчеркнул, что необходимо было встретиться с этими людьми в том порядке, в котором он мне указал. Теперь я уже был готов сдаться; мои ноги ныли, я все больше и больше разочаровывался во всем этом предприятии, когда под вечер третьего дня я зашел в парикмахерскую, что была в нескольких шагах от отеля, чтобы подстричь свою бороду. Брадобрей два года проработал в парижской гостинице и был в восторге от возможности поговорить с человеком, знавшим французский. Мы поговорили о Париже и Лондоне, в котором он был совсем недолго, а потом и о Стамбуле. Перед тем как уйти, я задал ему неизбежный вопрос, не знает ли он что-нибудь об обществе, которое я разыскиваю.