Последний бастион – 2. Бремя белых
Шрифт:
Если бы сейчас под ногами разверзлась земля или совсем рядом ударила молния — и это не вызвало бы у старого де Вета такого изумления…
— Откуда ты… Да, я читал о сложностях у красных, о том что из Варшавского договора выходит одна страна за другой — но чтобы такое…
— Более того. Советский союз ломают сами русские, из США им только помогают. Я уверен, что и Кубе осталось недолго. Коммунизма больше не будет, Дейв…
— Но это… — Дейв де Вет все еще не мог прийти в себя — это же значит, что мы победили. Победили!
И снова на громкий голос обернулись туристы…
—
— Ты о чем?
— Я о том, что точно такое же решение принято и по Южной Африке. Нашего государства на карте мира быть не должно! По крайней мере, в том виде, в каком оно было до этого…
— То есть?
— А ты думаешь, что де Клерк все ломает по собственной инициативе? Нас и в Вашингтон то пригласили для того — всю элиту наших разведслужб — что бы дать понять — решение принято и любые телодвижения чреваты. Они добьют страну, а мы должны смириться с этим…
— Но мы же их союзники! Зачем им это!?
— Ты не хуже меня знаешь поговорку: враг моего врага — мой друг. Может, мы их и считали союзниками, причем искренне считали — но они нас не считали за таковых. Для них мы были всего лишь врагами их врагов — и не более. Теперь, когда не будет больше коммунизма — будем не нужны и мы. А зачем… Вот скажи — мы хозяева на этой земле?
— Да.
— То-то и оно. Эта земля богата и изобильна, на ней можно жить и процветать столетиями. Но мы — народ, что живет на этой земле и обустраивает ее, не разбазариваем ее богатства, мы просим за них настоящую цену. А если к власти придут черные — они все разбазарят за бесценок. С нигерами договариваться проще — вот почему они должны быть у власти в этой стране.
Дейв де Вет впервые в жизни не знал, что ответить. Вся его картина мира, все то ради чего он жил, сейчас повергалось в прах…
— И я понял одну вещь, Дейв, понял тогда, в Вашингтоне — продолжил третий — жизнь уже не будет такой, как прежде. Если раньше были свои и чужие, друзья и враги — то теперь этого не будет. Будет то, чему нет пока имени — не имеющее ни убеждений, ни ценностей, готовое продать и предать. Вот что будет, Дейв. Но все это будет иметь конец — потому что так жить нельзя. Может, пройдет десять лет, может двадцать, может даже тридцать — но конец обязательно придет. Мы и должны быть готовы к этому концу, чтобы возродить государство белых в этой части света. Но перед этим концом — мы должны пройти свой путь на Голгофу…
Демократическая республика Конго, Берег Конго, западнее Басанкусу, 28 июля 2009 года
— Ты уверена, что это здесь? — проговорил я, оглядываясь
Марина бросила взгляд на карту, затем огляделась по сторонам
— Уверена.
Что-то мне не нравилось в этом месте, в реке — но я пока не мог понять, что…
— Точно уверена?
— Да точно, точно. Это вы, американцы без GPS шагу не ступите. Точно, это здесь…
Зараза, б… Так надеялся, что это конец путешествия — а это, оказывается никакой не конец. Вместо самолета опять надо искать подсказку…
— Значит, опять подсказка… — я с ненавистью бросил взгляд на Урал, стоявший метрах в пятидесяти, как будто он в чем-то был виноват — черт бы побрал моего старого хитрого деда. Он что, меня — по всей Африке протащить собрался?!
— Успокойся…
Я вдохнул полной грудью воздух, досчитал до десяти, выдохнул. Немного действительно надо успокоиться…
— Давай, съедь с дороги. Не дай Бог кто машину увидит. Замаскируем ее, потом примемся за поиски… А я пока постою тут подумаю…
— Не психуй… — Марина отправилась к машине…
А я смотрел на реку, мерно несущую свои грязные воды в Атлантику, и думал. Где же можно замаскировать здоровенный самолет так, чтобы его тридцать лет никто не нашел, а? Или мой дед решил нас всех недобро разыграть? Если так — то я не знаю, что я сделаю…
От недобрых мыслей меня отвлек рев мотора — я оглянулся — и выругался последними словами. Урал буксовал на просеке, но колеса зарылись в вязкую грязь уже по ступицы…
Застряли… Застряли, е…ь эту гребаную страну и этот гребаный в доску континент!!!
Подошел, глянул — плохо дело. Самое хреновое — на машине нет лебедки, чтобы вытащить…
— Что? — из кабины на меня виновато смотрела Марина
— Что-что… Застряли, причем капитально. Где лопата?
Последние полчаса я занимался раскопками, освобождал машину из земляного плена, работал как раб — но это помогало несильно. Я окапывал колеса — но машина выбраться никак не могла, буксовала и зарывала глубже…
— Твою мать!!! — вконец разозлившись, я со всех сил вогнал лопату в проклятую грязь, и… лопата обо что-то стукнулась. До меня это дошло только через несколько секунд, когда я устало привалился к борту Урала…
— А это что еще…
Я взял лопату, подошел к тому месту, еще раз со всей силы вогнал ее в землю. И снова тот же самый глухой стук…
— Что там? — Марина отдыхала в кузове — даме не пристало копаться в грязи, я все-таки джентльмен — но отдыхала рядом с пулеметом…
— Не знаю… Но что-то здесь определенно есть… — я взял лопату и стал копать на подозрительном участке….
Только через два часа, докопавшись до большого куска фюзеляжа самолета и до груды костей рядом с ним, явно человеческих, я понял всю грандиозность — и всю изощренную хитрость этого замысла.
Самолет действительно садился на воду. Это был С-130, возможно даже переоборудованный в гражданский транспортный самолет, проходящий под шифром L-100. Тактический десантный самолет, приспособленный для посадки и взлета с неровных грунтовых полос — он вполне мог выдержать посадку и на воду. Только сейчас я понял, что мне не понравилось в реке — прямой участок русла, длиной более километра. На него они и сели. По берегам разложили костры для ориентации и приземлились. Верней, приводнились…