Последний блюз ночных
Шрифт:
— Патриот значит, — слегка улыбаюсь я.
— Наверное.
— Дура она, — встревает в разговор Эдик.
— Ты что, против Ленина? — округляет глаза Катя.
— Причём тут Ленин? Она дурра, шило на мыло поменяла. И что, нравится ей жить здесь, в Англии плохо было?
— Она говорит, нравится.
— Вот я и говорю, дура.
— Эдик, ты бываешь несносным, — равнодушно говорит Катя.
— А я бы хотела б в Англии пожить, на королеву посмотреть. Да я бы, полжизни отдала, чтоб лишь одним глазком посмотреть на Биг Бен! —
— Я б тоже съездил туда, на танке, — дурачится Александр.
— А мне больше Париж по душе. Эйфелева башня, наряды, а какой язык красивый, — с придыханием говорит Элла.
— Туда б я тоже съездил… на танке, — не унимается Александр.
— Слушай, отстань со своей бронетехникой! — возмущаются девушки.
— Ну, уж лучше, чем на Жульке, — продолжает ехидничать Александр.
Мы смеёмся, действительно, наша жизнь желает быть лучшей, «но крепка броня и танки наши быстры». По крайней мере, мы сверхдержава и нас, если не уважают, то боятся. Хотя чему бояться? Наше правительство всегда выступает за мир во всём мире, даже лозунги такие. Вот и в Афганистане воюем за тем, чтоб мир там был. Проклятые империалисты! То Вьетнам, то Кампучия, Гренада. На Кубу хотели напасть, и если б Хрущёв не постучал ботинком по трибуне ООН, точно война была.
Как-то незаметно разошлись по домам, мы все живём в одном районе, лишь Катя поселилась в Камышовой бухте, да и Эдик, он сейчас поселился на Северной стороне — абсолютно противоположные стороны. Эдик порывался проводить её до дому, но я веско говорю, что катера скоро перестанут ходить и пусть не волнуется, сам провожу. Вижу, ему не очень понравилось эта идея, но Катя чмокнула его в нос и мы распрощались.
Идём рядом, как школьники, на расстоянии. Что-то меня притягивает к ней, но что именно, не пойму. Рыжая, несуразная, гордо вздёрнутый нос и острые лопатки. Обалдеть! Никогда такие не нравились. В то же время проникаюсь к ней уважением. Сразу видно, сильная личность, хоть вроде ещё совсем «молоко», недавно семнадцать исполнилось.
— У меня такое ощущение, что тебя давно знаю, — она метнула на меня внимательный взгляд.
— Больше, чем полгода, уже срок.
— Нет, вроде до того ещё знала. Иногда мне кажется, что жила другой жизнью. А иногда мне снится, как летаю.
— Растёшь, — откровенно смеюсь я.
— Наверное, — искренне соглашается она, — но сны такие странные, я в них дракон.
Смотрю на её тщедушную фигурку: скромное пальтишко, на шейке серебристый платок, но глаза горят как два прожектора. Хотел усмехнуться, но не стал. Пускай мечтает, девочка.
— И ты мне снился, — неожиданно заявляет она.
— Неужели, — оборачиваюсь к ней, думая она вновь затеяла какую-то свою игру.
— Снился. Кошмарный сон. Тебя двое, в длинных рясах пытали.
— Тьфу ты! — от неожиданности ругаюсь и сплёвываю. — Что за гадости выдумываешь?
— Они тебе жилы на ногах резали.
—
— Нормально закончила, мальчиков многих с ума свела, — мигом надувается она.
— Не сомневаюсь! — фыркаю я.
Некоторое время идём молча.
— Мне кажется, наши судьбы связаны, — не удерживается в игре в молчанку Катя.
— Влюбилась что ли, — бестактно замечаю я.
— В тебя! Да мне, такие как ты, никогда не нравились! Вечно корчат из себя, а втихаря пялятся со спины, уже не одну дыру мне прожгли!
— Да нечего там нет на что пялиться, — откровенно ржу я.
Неожиданно у Кати брызжут слёзы и она бежит вперёд. Вот кретин! Ругаю себя. Она же, совсем малыш. Чего я на неё окрысился?
— Катя! Катюша! Стой! Я не прав, — останавливаю её за руку. Она останавливается как вкопанная, размазывает слёзы по лицу, такая несчастная. — Извини, Катюша, — примеряющее говорю ей.
— Проехали, — слёзы быстро высыхают на её конопатом лице.
— Ты симпатичная, — почти не кривлю душой я. В ней есть, что-то, завораживающее, не могу понять что.
— Не ври, — откровенно ухмыляется она. — А мальчики на меня действительно западают! — с вызовом выкрикивает она.
Я смеюсь, и неожиданно хочется обнять её. На этот раз она не обижается, срабатывает женское чутьё, задирает нос:- На троллейбус опоздаем, кавалер.
Успеваем на последний маршрут, троллейбус почти пустой: небольшая компания расположилась на задних сидениях, молодой человек бренчит на гитаре, худенькая девчонка, держит скромный букетик, задумчиво улыбается своему отражению в стекле. Неприятный тип, прислонившись к дверям, не сводит с неё масляного взгляда.
Катя глазами указывает на него.
— Вижу, — киваю ей.
— Точно к девушке пристанет.
— Думаешь, стоит её проводить?
— Обязательно.
— А ты, боец, — хвалю её.
— Просто, меня бесит несправедливость. Она такая счастливая, а этот явно что-то замыслил.
Подходим к девушке, она вскидывает на нас удивлённые глаза.
— Мы тебя проводим, тот тип тобой заинтересовался, плохой он человек.
Девушка внимательно смотрит на нас, во взгляде ни следа страха и такая она хрупкая и нежная.
— Знаю, он не просто плохой, нелюдь, он насилует, затем убивает, — этим откровением едва землю из-под моих ног не вышибает. Я в шоке, а Катя как-то внимательно к ней присматривается, щурит глаза, словно нечто хочет вспомнить.
— Вы за меня не переживайте, я Ассенизатор.
Гл.10
Троллейбус останавливается у тёмных гаражей, девушка встрепенулась и выпрыгивает на тротуар. Тип, с масляными глазами, незамедлительно соскальзывает вслед. Только хочу вмешаться, как Катя сильно сжимает мою ладонь:- Не надо!