Последний блюз ночных
Шрифт:
— Странно, ни разу о вас не слышала.
— А что, много таких как мы?
— В Севастополе я, отец, да Дарьюшка… вот вы ещё появились. Только не пойму, вроде Ассенизаторы, в тоже время, на оборотней не похожи. А вдруг вы дикие? — в её глазах всплывает ужас.
— И дикие есть? — удивляюсь я, а Рита успокаивается.
— Слышала о них, но не встречалась. Они никому не служат, ни добру, ни злу — дикие. Послушай, а пойдём, я с отцом тебя познакомлю!
— Поздно уже, ночью, к девушке.
— Не
— А мать как к этому отнесётся?
— Её нет, она погибла.
— Извини.
— Ничего… это давно было, даже лица не помню.
— Что ж, пойдём. Только телефон у вас есть?
— Конечно.
— Матери надо позвонить, наверное, опять переживает. Далеко живёте?
— На Вакуленчука, у гастронома.
— Так мы соседи, это совсем близко от меня. Мой дом рядом с детским садиком.
— Там моя бабушка живёт, на первом этаже. Правда, её окна ниже уровня земли.
— Бабушка? А почему не вместе живёте?
— Дарьюшка не хочет, к тому же, она там район убирает.
— Её Дарьей звать? — что-то кольнуло мне память.
— Нет, Дарьюшкой, — мягко поправляет меня девушка, очевидно, любит её.
Спускаемся в балку, где-то в стороне мой институт, построен на отшибе, к нему ведёт длинная дорога, её прозвали «дорогой жизни», зимой по ней разгоняется студёный ветер, набирает силу и, лупит со всей дури в институтские корпуса и общежития, вымораживая всё тепло. Помню, занимались в аудиториях, трёх сотках, так прямо внутри, у двери, наметало не хилый сугробчик, многочисленные щели не задерживали снег. И ничего, надевали перчатки и писали лекции — студенты, народ закалённый!
— В балках нельзя ничего строить и жить, — хмурится Рита.
— Почему? — искренне удивляюсь я.
— Из них бьёт отрицательная энергия. По преданиям, даже колдуны не рискуют жить внутри их, а лишь на склонах, по чуть-чуть вбирая эту энергию. Если взять сразу, можно сгореть.
— То ж, предания, — улыбаюсь я.
— Как сказать, наши предки очень серьёзно относились к постройке своих домов.
— А ещё кошку выпускали, чтоб определить, благое место или нет, — шучу я.
— Да, и кошку, — соглашается Рита. — Приметы на пустом месте не вырастают. В принципе, это своеобразная магия. Вот ты, плюёшь три раза через левое плечо, когда дорогу перебегает чёрная кошка?
— Плюю, — смеюсь я, — так это просто традиция. Как-то, перед экзаменами мне дорогу пробежало четыре чёрных кота, получил четыре балла. На каждого кота по баллу. Жаль, что пятого не было, так бы пять получил.
Рита весело смеётся:- Я кошек люблю и чёрных и белых. У Дарьюшки такой классный чёрный кот живёт, гладишь его, даже искры испускает, холённый, большой, важный.
Так в разговорах незаметно подходим к подъезду.
— Вот, мы и пришли, — поднимаемся
Дверь открывается, на меня смотрит крепкий, с несильной проседью на висках, мужчина. Испытующий взгляд сменяется на понимающий. Кивает мне, заходим, протягивает руку:- Вадим Петрович, — представляется он.
— Кирилл.
— Проездом или как?
— Вообще я местный, живу рядом, в соседних домах, но, в принципе, проездом. На побывку приехал, служу под Москвой.
— Кадровый офицер?
— Нет, временный, после института военные сборы, — не стал вдаваться в подробности.
Рита принимает мою шинель, орден Красной звезды ярко блеснул в свете лампы.
— Ого! — поражается девушка.
— Не обращайте внимание, случайно дали.
— Случайно их не дают, — усмехается мужчина. — Заходи, присаживайся. Дочка, чай приготовь, пожалуйста! Как с Ритой познакомился?
— В троллейбусе, хотели предупредить об опасности. Тип один, за ней увязался.
— Мы долго его выслеживали. Так Рита всё же увела его?
— Да, — я содрогнулся, вспомнив, как она его увела.
— У него родственник в Обкоме партии работает, та ещё гадина, постоянно его вытягивал, уголовные дела, заведённые на него, изымал, постоянно отмазывал. Им сейчас занимаемся наши товарищи из Симферополя.
— Такие как и вы? — осторожно спрашиваю я.
— Да, партийцы с большой буквы. А ты в партии?
— Нет.
— Как же так, надо вступать! Оборотень обязан быть коммунистом! А оборотень в погонах — вообще замечательно!
— Не думал об этом.
— Хоть ты и молодой ещё, а пора. Печать на твоём лице, очень сильная.
— Какая печать? — не понимаю я.
Вадим Петрович смотрит с иронией, думает, что я шучу:- Никак, лично сам Шеф тебе её поставил. У тебя есть перспектива роста, от рядового оборотня до руководства касты Ассенизаторов. Кстати, печати, только, посвящённые могут заметить, дикие нет. А ты наши знаки видишь?
— Знаете, у меня, словно амнезия. Ничего не помню, только, мерещится что-то, — искренне сознаюсь я.
— К Дарьюшке сходи, — становится серьёзным Вадим Петрович. — Я вот, тоже чувствую, есть в тебе нечто от нас, а что-то просто запредельное. Обязательно сходи к ней. Она многое знает, даже будущее может прогнозировать.
— Это она сказала, что СССР развалится? — ляпаю я, и прикусываю язык, думая, что говорю лишнее.
— Нет, не она, это и так очевидно, — по лицу промчались эмоции, словно сорвался с холодных гор обвал. Видно, как тяжело переживает человек, думая о будущем. — Нашу страну будет раздирать всяческое «шакальё», соседи потребуют жирные куски, на наших границах будут стоять войска НАТО со своими ракетами, круг замкнётся и начнётся Третья мировая война.