Последний бобр
Шрифт:
— Для костра пригодится, — сказал он своим спутникам и въехал на полянку.
И тут все увидели лося. Стоит он и смотрит на легковую машину, а ноздри вздрагивают, принюхивается лесной зверь.
Вышли люди из машины, поначалу оробели, увидев лося, потом фотографировать стали, а как осмелели, шутить и кричать начали, махать ветками загубленной березы, чтобы отогнать дикого зверя.
Лось все стоит и присматривается.
— Сейчас я его пугну, — сказал шофер, засигналил и двинул машину навстречу лосю.
И тут произошло неожиданное. Затрубил
На следующий день лось снова был здесь и, только завидев машину, которая спускалась к поляне, первым атаковал ее. И так каждый день: лось как хозяин стоял на страже леса и не пускал машины, пока не появился здесь знак «ОСТОРОЖНО: ЛОСИ».
Говорят, что иногда лоси выбирают место зимовки не только для себя, а для целого стада. Может быть, это и было то место, на которое посягнули машины и люди.
ЧУШКА
С утра соседка Марфа уже ругалась во дворе. Голос у нее громкий. Слова растягивает, и льются они без пауз.
— Кого я из него вырастила, сама не могу понять, зверолова или зверовода, и чего только в дом не натащил: черепахи были, птичек разных таскал, кроликов держал, голубей разводил, а собаки и кошки в доме не переводятся, мало паршивцу показалось, теперь он вепря принес, чтобы мать с отцом оштрафовали, ты чего молчишь, отец, или я одна должна это несчастье расхлебывать, убежал и даже не сказал, что вепрь в сарае, а я вошла, он мне под ноги как кинется, чуть не померла от страха, а как разглядела, ахнула, боже мой, ведь оштрафуют за зверя лесного…
Петр Иванович сидел на перевернутом ведре, видно, только мусор вынес, глядел на раннее солнышко и сладко жмурился. Он привык к подобным тирадам жены.
— Чего спишь, поди посмотри, какой подарочек сын приволок.
— А что глядеть, — лениво отвечает Петр Иванович, — что я, поросят не видел? Небось с полосками, с пятачком и хрюкает.
— Сам скоро захрюкаешь, когда на триста рублей оштрафуют, а наш паршивец в школу убег и ничего не сказал. Где он этого зверя нашел, ума не приложу.
— Небось приблудился. Вот он его в сарай и загнал.
Петр Иванович зевнул и сладко потянулся. Событие, которое так потрясло жену, ничуть не взволновало его.
— Когда я служил в погранвойсках, помнишь, — стал спокойно рассуждать Петр Иванович, — кабанов этих насмотрелся вволю. Поднимают нас по тревоге, прорыв, мол, на границе, а когда на место прибыли, глядим — кабан прошел. Для него нет преграды, ежели решил куда-то идти…
— Да что ты мне про царя Гороха рассказываешь, — перебила его Марфа, — лучше скажи, что делать с поросенком?
Петр Иванович молча поднялся и пошел к сараю. Широко отворил дверь, и оттуда, будто из катапульты, вылетел желтый, с темными полосками вдоль спины, поросенок.
Марфа взобралась на крыльцо и испуганно глядела, как лесной зверек кренделями бегал по двору. С разгона ткнулся носом в кучу перегноя, копнул несколько раз пятачком,
— Ох, и чушка, — хохотал Петр Иванович, — ну и чушка!
— Так он же слепой, — вдруг догадалась Марфа, — гони его обратно в сарай!
Кабан действительно оказался слепым, но не совсем. Правый глаз полностью закрыла белая пелена, а левый наполовину. Он совершенно не видел предметы, различал только свет и тень. Но это не мешало ему чувствовать себя хозяином во дворе.
Стоило открыть дверь сарая, как Чушка, грозно хрюкая, выбегал во двор, и куры мгновенно разлетались в стороны. Убегал старый, умудренный жизненным опытом кот. Жучка первое время отчаянно лаяла на поросенка, но однажды получила такие толчки крепким пятачком, что теперь осторожно уходила и пряталась в будке. А за Сережей Чушка бегал как щенок.
— Где же ты нашел его? — спрашивал я у Сережи.
— В лесу. Шел, шел — смотрю поросенок. Дал ему сахару, он и пошел за мной.
— Странно, — не верил я, — дикий и слепой и вдруг пошел за тобой.
— Честное слово, пошел, — клялся Сережа, — я же его сахаром кормил. У меня всегда в кармане сахар. Вот отнесу Чушку ветеринару, он операцию на глазах сделает ему, тогда и мать моя его полюбит. А вырастет — в зоопарк сдам.
На какое-то время во дворе соседей наступило затишье. Марфа уже не ругала ни Чушку, ни Петра Ивановича, ни Сережу. Она, казалось, просто не замечала кабана. Даже когда приходили любопытные, взрослые и дети, чтобы посмотреть на Чушку, Марфа делала вид, что ничего особенного не произошло: бегает по двору поросенок — и все…
Но однажды во дворе появился инспектор по охране природы. Он внимательно осмотрел кабана и твердо заявил:
— Кабана надо отнести в лес. Это государственная собственность.
— Так он же слепой, погибнет, — пробовал возражать Петр Иванович.
— Не погибнет, — уверенно отвечал инспектор, — найдет кабанью семью и будет жить в обществе. Да и вам спокойнее. Этот поросенок через год-полтора вырастет в огромного секача. Он вам здесь такое наворотит, — не двор будет, а прифронтовая полоса, перепахано-перерыто. И мало ли чего еще…
Вот тут-то и выступила Марфа. Она говорила много и долго, и воля Петра Ивановича была сломлена.
— Неси, Сережка, поросенка туда, откуда принес, — окончательно решил он, не глядя на плачущего сына.
Я из любопытства тоже пошел в лес.
Вначале кабан бежал за нами. Но как только вошли в лес, он стал отвлекаться, уходить в сторону. Пришлось посадить поросенка в мешок. Кабаньи тропы найти было не просто.
Мы углубились в лес и только вдоль лесного ручья обнаружили следы кабанов. Отпечатки копыт были разные: большие и маленькие, похожие на расколотые лесные орехи, с двумя черточками позади. Видимо, у водопоя недавно была свинья с поросятами. Они не только пили, но и купались — земля вокруг была примята, а трава, листья небольших кустарников вымазаны грязью.