Последний бой
Шрифт:
— Вот что, банкир! — сказал Лещенко, переводя взгляд то на Захаржевского, то на сидящего рядом с ним Бушмина. — Бабки мы из тебя выбьем, пусть даже с мозгами! Тут ты не сомневайся! Но меня сейчас интересует ваш перстенек, тот, что с рубином! Печатка у тебя или у твоего приятеля?
— Эта вещица, — скупо улыбнувшись, сказал Бушмин, — хранится в надежном месте.
— Где именно?
— Там, откуда ты ее не сможешь взять, Лещенко.
— Полминуты на то, чтобы ты раскололся, — Гэбист посмотрел на часы, засекая время. — Для начала я велю прострелить
На лице Бушмина появилась странная усмешка, а смотрел он теперь не на Лещенко и даже не в черный зрак пистолета с глушителем, а куда-то чуть в сторону — в сторону выхода и кормового трапа, откуда недавно в салон прошли эти двое порядком отмороженных товарищей.
— Кто смерти не боится, — произнес он вслух любимую поговорку своего старинного приятеля Мокрушина, — того и пуля сторонится!
В салоне — наискосок от выхода — прозвучали тугие хлопки: «тах-х! тах-х!.. та-тах-х!!»
Миронов, успевший было развернуться всем корпусом к выходу, с пробитой двумя пулями грудью и дырой в правой глазнице, так и не выронив пистолет, завалился назад, в пространство между столом и компактной стойкой бара...
Борткевич с ужасом уставился на нового визитера, пожаловавшего без спроса хозяина на его яхту: это был странный субъект, одетый в новый гидрокостюм черного цвета, с отброшенным на лопатки капюшоном-наголовником, перепоясанный какой-то сбруей; на поясе у него были закреплены тесак в ножнах, специальной, водонепроницаемой конструкции кобура и чехол с «плеером», проводок от которого тянулся к миниатюрному динамику, вставленному в ушную раковину...
На него же, на этого невесть откуда появившегося здесь аквалангиста, хотя правильнее было бы сказать «боевого пловца», уставился гэбист, причем глаза его, кажется, готовы были вот-вот вылезти из орбит.
— Р-руки, Лещенко! — рявкнул Рейндж, держа его на мушке своей «беретты», снабженной глушителем. — А ну, р-руки до горы!
— Стоять, сука! — в унисон ему скомандовал Бушмин, чья рука уже успела занырнуть в предусмотрительно расстегнутый и сдвинутый Захаржевским к нему портфель. — Ах ты!..
Лещенко, прохрипев что-то нечленораздельное, рванул из кобуры свой ствол. Мгновенно с двух сторон по нему ударили две «беретты», отбросили свинцовым градом к стене, к носовой переборке. Гэбист сполз, пятная кровью обшивку из красного дерева и, неестественно выкрутив пробитую двумя или тремя пулями голову, затих в двух шагах от своего лежащего на полу салона подручного...
Борткевич пришел в себя примерно через минуту.
— Что это было, Жорж? — спросил он, лязгая от ужаса зубами. — Ч-что вообще п-происходит?
— Разве не понятно? — Тот пожал плечами. — Ты же сам видишь, Игорь, что моя «крыша» все расставила по своим местам.
Андрей тем временем успел, присев на корточки, обыскать Лещенко. В потайном кармане у него обнаружился замшевый кисет, который Бушмину сегодня уже доводилось видеть. К нему присоединился Захаржевский, присев осторожно, чтобы не испачкать шузы в чужой крови, рядом на корточки.
Андрей вытряхнул из мешочка на ладонь банкира все его содержимое: это были три перстня из злополучной «вандомской коллекции».
— Перстень с изумрудом и соответствующими инициалами — это Литвинова, — пояснил банкир. — А вот двухцветный: из-за него убили господ Липкина и Шафранова, а также их охранников. Эти двое вместе держали «долю» в «дочках» «Ространснефти» и во всем этом проекте... Возможно, Липкин перед тем, как его прикончили в одном из шале курорта Ле-дез-Альп, признался, что он передал на хранение перстень своему партнеру Шафранову. Тот, как вы уже, наверное, поняли, был не прочь избавиться от этой опасной вещицы, но известные господа...
— Которым, кажется, ассистирует Сультыбеков, — подал реплику Бушмин.
— ...нас опередили в самый последний момент, варварски срубив этот самый перстень вместе с пальцами на руке Шафранова.
— С третьим перстнем тоже все понятно, — вставая в полный рост и оборачиваясь к окаменевшему, казалось, хозяину яхты, сказал Бушмин. — Георгий, что будем делать с господином Борткевичем? Есть какие-нибудь идеи?
— Н-не надо, — произнес тот трясущимися от страха губами. — Н-не губите, господа... все отдам!.. последнее с себя с-сниму... я... я... на все согласен!
— Ладно, — немного подумав, сказал Захаржевский. — Я вообще-то человек не злопамятный, Игорь. Поедешь с нами! Тебя доставят в одно шале неподалеку от Антиба, там будешь сидеть под замком. Я тут кое-какие дела переделаю, а потом мы с тобой сядем и подумаем, как нам вернуть активы и в целом восстановить контроль над «дочками». — Сказав это, он вдруг усмехнулся. — А чтобы тебе было не скучно, компанию тебе там составит бывшая твоя пассия, Саша. Я, если хочешь знать правду, никогда эту девушку не любил.
Через несколько минут Андрей, Захаржевский и Игорь Борткевич, которому решено было пока сохранить жизнь, вышли на корму яхты, накрытую сверху и частично с боков сдвижной крышей.
— Молоток, Рейндж! — пожимая руку приятелю, который уже успел избавиться от гидрокостюма и переодеться в нормальные цивильные шмотки, сказал Кондор. — Виртуозно сработано.
— На пару с тобой, — усмехнулся тот и показал рукой на пришвартованный к борту катер. — Андрей, в катере, во-первых, лежит «жмур». Миронов приговорил охранника, как я понял, еще у причала. Во-вторых, там эти двое оставили сумку...
— Ну и ты, конечно, посмотрел, что там?
— Взрывное устройство с электронным таймером, — несколько смущенно произнес Рейндж. — Но оно не подключено... гм... батарейка, наверное, у кого-то из них в кармане?
— Да, элемент питания я нашел в кармане у Лещенко, — кивнул Бушмин. — Я еще подумал про себя, на хрена он эту батарейку с собой захватил? Так, так...
— Господа военные, — глядя на них, сказал Захаржевский. — Надо как-то утилизировать трупы! Не хватало еще, чтобы к завтрашнему дню на Ривьере поднялся переполох!