Последний бой
Шрифт:
Местные банкиры и юрист стали знакомиться с предоставленными в их распоряжение бумагами. А парижский ювелир, разложив за отдельным столиком свои причиндалы, стал разглядывать под лупой перстни, которые сам же некогда и изготовил для компании состоятельных русских господ.
Ситуация, надо сказать, выдалась довольно стремная.
Андрей, хотя и сохранял внешнее, показное спокойствие, ощущал себя в эти минуты, показавшиеся ему бесконечностью, так, словно он стоит на краю пропасти.
На скале в Шамони, на головокружительной высоте.
И вот пропасть уже летит ему навстречу,
Парижский ювелир подтвердил подлинность всех шести перстней, составляющих «вандомскую коллекцию».
Небольшая заминка возникла с местным юристом, но мсье Мишон, оч-чень знаменитый, влиятельный и уважаемый прочими своими коллегами адвокат, успевший выучить едва не наизусть копию «клиентского договора», указал тому на пункт того же документа, где было указано, что для доступа к депозитарному сейфу вовсе не обязательно присутствие всехобладателей «ключей», поскольку некоторые из этих господ предпочитают сохранять полную анонимность и действовать через посредника, на что, кстати говоря, имеют полное право.
Главное, что в банк приехали владельцы двух «старших мастей». А именно господа Серебрянский, владелец именного перстня с черным бриллиантом, и Захаржевский, владелец «джокера», рубинового перстня, единственного, на котором не были проставлены чьи-либо инициалы.
Когда наконец все формальности были соблюдены, а местный юрист и парижский ювелир, удостоверившись в полной законности происходящего, покинули депозитарий, служащий депозитария проводил клиентов к их сейфу и, вставив свой ключ в скважину, провернул его до упора.
Захаржевский вставил второй ключ, провернул, затем набрал кодовую комбинацию, состоящую из восьми цифр, которая, случайно или нет, совпадала с датой приближающихся президентских выборов в России: «один-четыре-ноль-три-два-ноль-ноль-четыре»...
Внутри сейфа обнаружился темно-вишневого цвета кейс; кроме него, более там ничего не было.
Управляющий и мсье Мишон, до этого момента наблюдавшие — но ненавязчиво — за русскими, теперь и вовсе отошли в сторонку, чтобы не мешать им своим присутствием.
Серебрянский побледнел еще пуще прежнего, но, в принципе, вел себя разумно и даже выдержанно.
Жорж спросил у него код наборного замка кейса. Аркадий Львович, пожевав бескровными губами, назвал шифр. Они прошли в небольшое помещение, где «клиент» мог уединиться, захватив с собой, например, что-то из своего сейфа, или же взяв целиком плоский депозитарный «бокс». Захаржевский достал из кейса шесть тонких папок уже знакомого темно-синего цвета с золотым тиснением в виде шести переплетенных между собой колец (размещенный здесь «логотип» немного походил на знакомую всем эмблему МОК из пяти «олимпийских» колец, символизирующих пять континентов). Просмотрев содержимое одной из папок, он, не обращая малейшего внимания на Аркадия Львовича, передал четырехстраничный документ, а также его дубликат, переведенный на английский, своему компаньону Андрею Бушмину.
— Обратите внимание на фамилии и должности тех лиц, чьи визы проставлены на документах, — сказал Жорж, понизив голос. — Запомните их хорошенько! И будьте готовы перечислить всех этих господ, но уже в другом месте! Потому что одного моего слова, возможно, кое-кому будет недостаточно...
Захаржевский, убедившись, что в кейсе хранилось именно то, за чем они на пару с Бушминым охотились, жестом подозвал к себе служащего депозитария.
— Мсье, у вас есть здесь бумагорезательный аппарат? — спросил он.
— Да, мсье, конечно... Пройдемте в соседнее помещение.
Существовал, конечно, большой соблазн забрать отсюда, из антибского банка, оригиналы субарендных договоров и еще двух любопытных документов, касающихся собственности компании «Ространснефть» и некоторых ее зарубежных активов, выполненных на оригинальных правительственных бланках и завизированных самыми высокими правительственными чиновниками.
Наверное, на них любопытно было бы взглянуть не только следователям Генпрокуратуры, но и высшему должностному лицу страны...
Но цена вопроса была настолько высока, что нельзя было допустить и малейшего риска.
Вставляя лист за листом в «утилизатор», который на глазах у них превращал чьи-то корыстные интересы, чьи-то многомиллиардные ожидания в тончайшую бумажную стружку, Андрей Бушмин не чувствовал ничего, кроме накопившейся усталости и желания побыстрее вырваться отсюда на волю, где уже можно будет свободно перевести дух.
Они благополучно справились со своей задачей, уничтожив на месте оригиналы документов, которые — потенциально и даже вполне реально — представляли колоссальную опасность для России, для их государства, бюджет и будущее которого в целом сейчас во многом зависят от бесперебойной работы экспортной нефтяной трубы...
Захаржевский попрощался с управляющим банка, который сопроводил компанию «русских дельцов» до парадного. Господин Серебрянский и находящийся при нем в этой поездке «референт» сразу же уселись в свой лимузин, который повез их обратно в один из местных аэропортов, где их ожидал частный самолет «Лир-джет». На нем, собственно, они сюда, на Ривьеру, и прилетели транзитом через Париж. Оставшиеся двое русских тепло попрощались с адвокатом Анри Мишоном, который, надо признать, целиком и полностью отработал выплаченный ему банкиром Захаржевским крупный гонорар.
В половине первого пополудни к парадному подъезду четырехзвездочного отеля «Мэридин» подъехало такси.
Миссия Кондора на Ривьере была закончена; задерживаться здесь, в Антибе, или же во Франции теперь нет никакой нужды. К тому же это небезопасно.
Служащий отеля погрузил чемодан уезжающего постояльца в багажник такси. Андрей сунул ему в ладонь банкноту в двадцать «ойро», легким кивком поблагодарив и одновременно отпустив его восвояси.
Захаржевский, у которого здесь, на Ривьере, еще имелись кое-какие дела, вышел проводить своего партнера, которому предстоит — с пересадкой в Женеве — обратный перелет в Москву.