Последний бой
Шрифт:
— Самогон принес, — скривился Кулемин, — День рождения у меня сегодня, — ляпнул он первый пришедший в голову повод, — думал проставиться, а вы тут уже…
— Ниче не уже! — пьяно возразил Чеботарев, под радостный гомон собутыльников, — Мы только начали. Так же, Клим? — рявкнул он прикрывшему осоловелые глазки Климовичу прямо в ухо. Тот вздрогнул и, уронив стакан, вскочил:
— Так точно, господин унтерштурмфюрер! — и обессиленно плюхнулся обратно.
— Во! — прищурился на Кулемина Чеботарев, — Давай, что там притащил, — по-хозяйски скомандовал он. Семен стал выставлять на стол бутылки и сало. «Дружинники» одобрительно загудели. Чебот тут
— Слабак! — фыркнул он, выпуская изо рта отвратительный вонючий шлейф из перегара, лука и гнилых зубов, от которого Кулемина едва не вывернуло, и опрокинул в себя самогонку, — Садись, — эсэсовец шлепнул ладонью по лавке рядом с собой, — Посидишь с нами.
— Может, ребятам в казарму отправим? — заискивающе, в душе проклиная себя за слабость и трусость, предложил Семен. Но ему очень надо, чтобы спиртное попало в казармы карателей, тогда шансы, что на костры обратят внимание, будут минимальными. Перепьются. Тем более и начальство лыка не вяжет. — Пусть выпьют маленько за здоровье великого фюрера, — это сработало безотказно. Перед Гитлером Чеботарев благоговел.
— Чалый, — скомандовал он одному из эсэсманов, — Сгоняй к парням. Унеси, — он кивнул на мешок в руках Кулемина, — Да предупреди, чтоб на ногах стояли. А то знаю я вас. И скажи, чтоб пришли, эту свинью, — он кивнул на валяющегося в углу, — забрали и прибрали тут.
Чалый выбрался из-за стола и, молча выдернув звякнувший бутылями мешок из рук Семена, скрылся за дверью. Через минут десять в избу ввалились два вояки и, ругаясь сквозь зубы, выволокли упившееся тело, а следом по стеночки прошмыгнула бабка Акулина с ведром и, перекрестившись на пьяный шабаш, поджав губы, убрала вонючую лужу.
А Кулемину пришлось сидеть и пить, выслушивая пьяный, переполненный ненавистью к большевикам бред Чеботарева, садистские истории из богатой биографии Климовича и пошлые анекдоты эсэсманов. Семену были отвратительны эти люди, полностью потерявшие человеческий облик и как ни странно гордящиеся этим. Он несколько раз пытался уйти, но его не отпускали. А потом…
Внезапно дверь распахнулась и в горницу ввалился, оставляя на половицах грязные следы, чем-то довольный эсэсовец:
— Господин унтерштурмфюрер, — небрежно вытянулся он, мерзенько хохотнув, — Партизанку поймали, в лес пробиралась, — и в комнату видимо от сильного толчка влетела, споткнувшись и распластавшись на полу Маришка. Сердце Семена сдавило стужей. Пока девочка поднималась на ноги, в голове успели промелькнуть десятки мыслей, как спасти ребенка. Что ее ждет среди этих животных, Кулемин сомнений не испытывал. А еще все нутро грызло ощущение вины. Ведь это он приказал уходить в лес. Послушался свою чуйку. И она не подвела. Только вот, лучше бы не слушался, и все было бы хорошо. Похолодевшей рукой нащупал в кармане штанов рукоять Вальтера. Если что, придется стрелять. Правда, шансов выжить тогда нет совсем, но уж лучше так. Отдать девочку в лапы этих он просто
— Да какая это партизанка?! — подскочил Семен, — Маринка это, дочка училки из Надвы. Она ко мне приходила, убирает у меня.
Чеботарев подозрительно оглядел Кулемина, потом Маринку и скабрезно усмехнулся:
— Убирает, говоришь?! Вот и нам уберет! — он, поднявшись из-за стола, подошел к Маришке и поднял лицо девочки за подбородок вверх, разглядывая ее будто лошадь, только в зубы не заглянул. Та с ненавистью и страхом смотрела на карателя. А Чеботарев с кривой усмешкой протянул, — А ты, староста, еще тот озорник. Краля-то хороша.
— Побойтесь Бога, господин унтерштурмфюрер, она же ребенок! — воскликнул Кулемин.
— О Боге вспомнил, краснопузый, — зло выдохнул Чеботарев и вдруг с размаху влепил пощечину, от которой девочка отлетела к стене, — Что в лесу делала, тварь?
— До, ветру, до ветру ходила! — заголосила Маришка, — За что бьете дяденька?!
— Врет! — вмешался приведший ее эсэсман, — В лес уходила. Там и взяли ее.
— Знаю, что врет. Разберемся. Запри ее в амбаре пока, — распорядился Чеботарев, — Я ее ночью сам допрошу, — он посмотрел мутным взглядом на Кулемина. — А староста мне поможет, — он хохотнул, — Подержит.
Почему он не закрыл Семена вместе с Мариной? Наверное, потому что не захотел ссориться с Меньшагиным, все-таки бургомистр Смоленска это фигура, а Кулемин в свое время ясно дал понять, что он его человек и с властями города у него отношения отличные. Да и сослуживцы Чеботарева предупреждали, что староста не так уж и прост. Ну и репутация у их бригады перед немцами подмочена. Будь прокляты те чертовы перебежчики, из-за которых пришлось вместо теплого места по охране тыловых объектов и лагерей, кормить вшей в окопах, а сейчас шляться по лесам, где за каждым деревом притаилась смерть. Тут Чеботарев покривил душой даже перед самим собой, потому как в лес они старались не углубляться, сильно дурная слава ходила о местных чащобах, после того, как осенью прошлого года в них сгинул кадровый немецкий батальон, высланный на усмирение партизан. Зашли в лес и не вышли. Ну а что, видеонаблюдение с Ковчега, минная засада и элита волкодавов НКВД сделали свое дело.
Хоть арестовать Семена Чеботарев не мог, пусть этим занимается гестапо, уж он доложит о своих подозрениях обязательно, но приглядывать за старостой ему никто не мешает. А девка… С девкой он ночью поиграет, заодно и этого скользкого Кулемина проверит. На живца так сказать.
Пить Семену уже никто не предлагал, более того с него теперь не сводили глаз. Да и не до застолий было ему. Мозг мучительно перебирал варианты и не находил. Оставалась одна надежда, что то, ради чего Уношины должны разжечь костры случиться раньше, чем эти звери займутся Мариной. Не верующий Семен сейчас истово молился. Только бы все получилось! Только бы пришла помощь! Бесполезно. Вот Чеботарев опрокинул в себя еще стакан, повел мутным взглядом и скомандовал Климовичу:
— Веди девку, Клим.
— Ага, — радостно ощерился садист и вскочил.
Все, пора. Плевать. Может хотя бы отвлечет их, а там будь что будет. Спокойный, робкий и безответный Семен дернул из кармана пистолет и открыл огонь. Согнулся от пули в живот Климович, брызнула кровью и мозгом голова Стряуки, по-звериному низко завыл раненый в плечо Чеботарев. И все. Темнота. Приклад тяжелого карабина оглушил бывшего бухгалтера и на слабое безвольное тело посыпались удары сапогов. Он добился своего, отвлек палачей от ребенка.