Последний дар времени
Шрифт:
Гламуг пичкал ребенка снадобьями.
«Теперь, — думал Грибердсон, — если Абинал выздоровеет, шаман сошлется на свое врачевание, если же умрет, у него будет повод свалить вину на меня — чужака».
Гламуг в головном уборе из тетеревиных перьев, с сумкой, набитой волшебными снадобьями, с палкой, на конце которой гремел дутый олений пузырь, с горохом медленно плясал вокруг вигвама. Танец сопровождался пронзительными заклинаниями.
Амага стояла у входа с горящей сосновой веткой в руках и целеустремленно описывала ею круги над головой. Дубхаб, отец ребенка, в обряде участия не принимал. Но и он был занят важным делом — он обмазывал себя смесью из тертой коры и темной глины. Покончив с этой процедурой, он уселся возле очага и вцепился зубами в кусок жареной медвежатины. Чем-то он был похож на плюшевого паяца. Очень скоро Гламуг, утомленный дневными заботами и обильной едой, завалился спать у огня. Речел удалось снять всю процедуру кормления, и теперь она перезаряжала пленку. Драммонд присел у очага на корточки, отрезал кусочек мяса и стал жевать. Черные глаза его бегали по сторонам. Он выглядел очень усталым и уже несколько раз намекал, что пора бы и честь знать.
Фон Биллман подсел с диктофоном к Дубхабу, чем очень обрадовал его туземец не прочь был поболтать.
Жители стойбища, ходившие за Грибердсоном весь вечер по пятам, потихоньку разбрелись и занялись своими делами. Матери кормили завернутых в шкуры детей.
Женщины постарше, поглотив чудовищные порции мяса, принялись обрабатывать медвежьи шкуры. Через полтора часа все жители попрятались в шатры, улеглись на низкие ложа и заснули, громко выпуская газы. Огонь в очагах заботливо присыпали золой, чтобы жар сохранился до утра.
Амага, Ламинак и Дубхаб расселись вокруг больного ребенка. Отдохнувший Гламуг вновь плясал, подвывая, и тряс погремушкой. Иногда он подпрыгивал и выпрямлялся, чтобы резким движением испугать злого духа. В этом не было ничего примечательного — шаман демонстрировал ритуал, описанный во многих культовых справочниках, добавляя к нему, в силу своей гениальности, некоторые импровизации. Но один раз он все же невольно удивил ученых, сложив большой, средний и безымянный пальцы, оттопырив при этом указательный и мизинец — перед путешественниками из 21-го века была знакомая всем с детства «коза». Вскоре Гламуг вновь обессилел, но и на этот раз не отправился домой, хотя жена его уже несколько раз заглядывала в шатер Дубхаба.
Гламуг приволок откуда-то огромную бизонью шкуру, напялил ее на себя и сел возле ребенка. Из-под шкуры выглядывала только его рука с погремушкой.
Было очевидно, что колдун собирается просидеть так всю ночь, отгоняя оленьим пузырем духов болезни и смерти. Когда ученые уходили, все в стойбище уже спали. Тишина была абсолютной. Сторожа отсутствовали и даже Гламуг храпел под шкурой.
На следующее утро они хорошо позавтракали и обсудили события минувшего дня.
Грибердсон и Речел забрались в берлогу и поиграли с медвежатами. Речел выглядела счастливой, и Грибердсон начал опасаться, что не возня с детенышами тому причиной, а его присутствие.
Речел все время улыбалась, отвечала звонким смехом на каждое его слово и не упускала возможности прикоснуться к его плечу или руке. Англичанин подумал, что вчерашний удачный день слишком поднял его акции. И это его не радовало: с каждым днем, с каждым часом он замечал, как трещина между супругами ширится и превращается в пропасть. Он не верил, что является единственной причиной разрыва, и старался делать все от него зависящее, чтобы умалить собственную роль в семейной драме. Грибердсон решил, что нужно будет серьезно поговорить с Речел. Пожалуй, даже с ними обоими, вместе или по отдельности, и хотя бы пристыдить их, если не удастся помирить.
«Но сейчас не самое удобное время — думал он. — Успеется. И потом, кто знает, к чему может привести подобная беседа?»
Рисковать без надобности Грибердсон не хотел.
На участке, выбранном Грибердсоном для постройки лагеря, они поставили два больших, просторных купола. На подступах к лагерю, чтобы улучшить видимость, вырубили карликовые сосны и убрали камни. В одной хижине поселились Силверстейны, а в другой — лингвист и Грибердсон. К полудню они вернулись на корабль и перевезли другие строительные материалы. На глазах у изумленных туземцев вырос большой красивый дом будущая лаборатория и склад образцов. Грибердсон двенадцать раз обошел вокруг купола, делая малопонятные жесты и читая нараспев «Охоту на Снарка» Кэррола. Он хотел успокоить туземцев, внушив им, что строительство дома обыкновенное волшебство, не более.
Затем он вошел в шатер Абинала и увидел, что мальчик сидит и уплетает мясо прямо с вертела, разговаривая при этом с сестрой, но при появлении гостя ребенок замолчал. Ламинак сказала брату несколько слов, и он невнятно пробормотал что-то в ответ.
Грибердсон осмотрел мальчика. От его прикосновений тот пугливо сжимался, но Ламинак старалась развеселить его и даже пыталась говорить с ученым, хотя и знала, что тот ее не понимает. Выйдя в сопровождении девочки из шатра, Грибердсон стал указывать ей на различные предметы и людей, спрашивая их названия и имена.
Ламинак сразу поняла, что от нее требуется, и с энтузиазмом включилась в игру. Несмотря на грязную и неудобную одежду из шкур, девочка была миловидна. Ее широкое лицо с небольшим, довольно красивым носом и полными губами, сальными, как и у всех ее подруг, обрамляли длинные волнистые волосы каштанового цвета.
Грудь ее только-только начала оформляться.
Большие черные глаза девочки ни на секунду не переставали излучать веселье. Ламинак была довольно сообразительна. Показывая Грибердсону отдельные предметы, она ухитрялась объяснять их предназначение. С ее слов он понял наконец значение слова «воташимг» — человек Медведя. Вообще же в этом неудобном языке слова и звуки догоняли и перегоняли друг друга, как ядра в бетатроне. Позже Грибердсон и фон Биллман вынуждены будут признать, что язык племени Медведя имеет общие черты с языками эскимосов и шоуни.
Фон Биллман, знаток грузинского и баскского языков, будет искать и не найдет в этом языке ничего родственного им. Таким образом он докажет, что люди племени не являются предками иберов, заселявших эту территорию с незапамятных времен. Ему, специалисту по кельтским и индохеттским наречиям, не удастся встретить в среднем Мадлене ни одного диалекта, дожившего до двадцать первого века.
2
Быстро летели дни и ночи, с каждым днем солнце грело все сильнее, и земля расцветала. Женщины все чаще уходили на поиски трав и кореньев.
Из шкур, добытых мужчинами, они шили костяными иглами одежду. На выделку шкур времени не жалели, и одежда получалось мягкой и теплой. В шатрах вялили мясо, подвесив его над очагами. Трудиться людям приходилось с рассвета до темна.
У молодой женщины по имени Грагмирри родился ребенок. Грибердсон хотел присутствовать при родах хотя бы для того, чтобы обеспечить гигиену. Но роды принимались в специально отведенном шатре, и мужчины в него не допускались. Не был приглашен даже шаман. К счастью все обошлось благополучно, мать и ребенок выглядели здоровыми. Уже на следующий день Грагмирри включилась в работу.