Последний дон
Шрифт:
– День был вовсе и не ужасный, – возразил Кросс, ни капельки не покривив душой. Радость, которую он чувствовал в этот день, когда все трое уединились у озера в лесу, напомнила Кроссу его собственное детство.
– Ты съел муравьев вместе с пирожным… – печально проронила Афина.
– Они были не такие уж невкусные. Может ли Бетани поправиться?
– Не знаю, но собираюсь выяснять, пока не узнаю наверняка. Мне предстоят долгие выходные, когда не надо будет сниматься в «Мессалине». Я собираюсь полететь с Бетани во Францию. В Париже есть великий доктор, и я хочу сдать ее для очередного обследования.
– А если он скажет, что надежды нет? – поинтересовался Кросс.
– Быть может, я ему не поверю. Это не важно. Я люблю ее. Я буду о ней заботиться.
– Во веки вечные?
– Да! – Афина хлопнула в ладоши, и ее зеленые глаза засияли. – А пока что давай немного позабавимся. Давай позаботимся о себе. Поднимемся наверх, примем душ и запрыгнем в постельку. Будем долгими часами страстно заниматься любовью. Потом я приготовлю для нас полночный ужин.
Кроссу показалось, что он снова стал ребенком, просыпающимся утром и знающим, что впереди день удовольствий: приготовленный матерью завтрак, игры с друзьями, поездки на охоту с отцом, а потом ужин в семейном кругу – Клавдия, Налин и Пиппи. После этого игра в карты. Чувство совершеннейшей невинности. Ему предстояли любовные утехи с Афиной в сумерках, любование с балкона солнцем, исчезающим в Тихом океане, небеса, раскрашенные в дивные алые и розовые тона, прикосновение ее теплой ладони и шелковой кожи. Ее прекрасное лицо и губы, которые можно целовать. Кросс улыбнулся и повел ее вверх по лестнице.
В спальне звонил телефон, и Афина бегом опередила Кросса, чтобы снять трубку. Потом прикрыла микрофон ладонью и напуганным голосом сообщила:
– Это тебя. Мужчина по имени Джорджио. – Кроссу еще ни разу не звонили к ней домой.
«Какая-то беда», – подумал Кросс и сделал то, на что считал себя неспособным: тряхнул головой.
– Его здесь нет… – сказала Афина в микрофон. – Да, я попрошу его позвонить вам, когда придет. – Повесив трубку, она спросила: – Кто такой Джорджио?
– Родственник, – ответил Кросс. Он был ошеломлен собственным поступком и мотивами, толкнувшими его на такое: просто он не хотел отказаться от ночи с Афиной. Прискорбное преступление. Затем принялся ломать голову, откуда Джорджио узнал, что Кросс здесь, и чего Джорджио хотел. «Наверно, что-нибудь важное, – подумал он, – но все равно дело может обождать и до утра». Больше всего на свете он жаждал часов близости с Афиной.
То был момент, которого они ждали весь день, всю неделю; сбросив одежду, они вместе приняли душ. Кросс, не удержавшись, обнял ее. Их тела все еще покрывал пот после пикника. Потом Афина стряхнула его руки и повела под струи воды.
Они вытерли друг друга большими розовыми полотенцами и, завернувшись в них, постояли на балконе, наблюдая, как солнце мало-помалу скрывается за горизонтом. Потом зашли в дом и легли в постель.
Во время близости с Афиной Кроссу казалось, что все клеточки его мозга и тела улетели куда-то прочь, и он погрузился в какой-то горячечный сон; стал призраком, чье туманное естество наполнено экстазом, призраком, проникающим в ее плоть. Он забыл обо всякой осторожности, о всех резонах, даже не следил за ее лицом, чтобы выяснить, не притворяется ли она, вправду ли она его любит. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они уснули в объятиях друг у друга. Проснувшись, они все еще обнимали друг друга при свете луны, казавшемся ярче солнечного.
– А тебе вправду нравится Бетани? – поцеловав Кросса, спросила Афина.
– Да. Она – часть тебя.
– Как ты думаешь, она может поправиться? Ты думаешь, я сумею помочь ей поправиться?
В этот момент Кроссу показалось, что он готов отдать жизнь, чтобы помочь девочке. Ощутил стремление принести себя в жертву ради женщины, которую любит; чувство, изведанное многими мужчинами, но до сей поры казавшееся Кроссу совершенно чуждым.
– Мы оба можем попытаться ей помочь, – промолвил он.
– Нет, – возразила Афина, – я должна сделать это сама.
Они снова погрузились в сон, а когда телефон зазвонил вновь, воздух был напоен туманом зарождающегося рассвета. Афина сняла трубку, послушала и сказала Кроссу:
– Это охранник у ворот. Говорит, четверо мужчин в машине хотят въехать и повидаться с тобой.
В душе Кросса всколыхнулся страх. Взяв трубку, он велел охраннику:
– Дайте одного из них к телефону.
И услышал голос Винсента:
– Кросс, со мной Пити. У нас очень скверные новости.
– Ладно, дайте охранника, – попросил Кросс, затем распорядился: – Пропустите их.
Он напрочь позабыл о звонке Джорджио. «Вот что творит с нами любовь, – с презрением подумал он. – Я не проживу и года, если буду продолжать в том же духе».
Быстро натянув одежду, он сбежал вниз по лестнице. Машина как раз подъезжала к дому, и солнце, только-только выглянувшее, озарило землю первыми робкими лучами.
Винсент и Пити выбрались с заднего сиденья длинного лимузина. Кросс видел водителя и еще одного мужчину впереди. Пити и Винсент зашагали по длинной садовой дорожке к двери, и Кросс открыл им.
Внезапно позади него появилась Афина, одетая в слаксы и пуловер, под которыми больше ничего не было. Пити и Винсент воззрились на нее. Еще ни разу Афина не выглядела более прекрасной. Она проводила всех в кухню и принялась готовить кофе. Кросс представил пришедших как своих кузенов.
– Как вы сюда добрались? – поинтересовался Кросс. – Вчера ночью вы были в Нью-Йорке.
– Джорджио арендовал нам самолет, – сообщил Пити.
Занимаясь приготовлением кофе, Афина разглядывала пришедших. Ни один из них не выказывал ни тени эмоций. Они выглядели братьями – оба крупные мужчины, но Винсент серовато-бледный, как гранит, а более худощавое лицо Пити покрыто бронзовым загаром – то ли обветрено, то ли от выпивки.
– Так каковы же скверные новости? – спросил Кросс, ожидая услышать, что умер дон, что Роз-Мари рехнулась окончательно или Данте совершил нечто ужасное, поставившее под удар всю Семью.
– Нам надо поговорить с тобой наедине, – как всегда лаконично, произнес Винсент.
Афина налила им кофе.
– Я сказала тебе все свои скверные новости, – заявила она Кроссу. – И должна услышать твои.
– Я просто уезжаю вместе с ними, – отозвался Кросс.
– Не будь так по-дурацки снисходителен, – отрезала Афина. – Только попробуй уехать!
Тут Винсент и Пити потеряли невозмутимость. Гранитное лицо Винсента зарделось от смущения, а Пити поглядел на Афину с вопросительной усмешкой, словно ее надо опасаться. Увидев это, Кросс рассмеялся и проговорил:
– Ладно, выкладывайте.
– Это связано с твоим отцом, – попытался смягчить удар Пити.
– Какой-то разнузданный черномазый грабитель застрелил Пиппи, – грубо вклинился Винсент. – Он мертв. Ниггер тоже. Фараон по фамилии Лоузи пристрелил того при попытке к бегству. Ты нужен в Лос-Анджелесе для опознания тела и заполнения документов. Старик хочет, чтобы его похоронили в Квоге.