Последний довод павших или лепестки жёлтой хризантемы на воде
Шрифт:
«Может именно поэтому Кумэ всучил ему тогда похожий аппарат»? — Предположил Симазаки.
— Ты сам до этого додумался?
— Не совсем, пообщался с одним пленным местным. Но эта система связи работает, при условии поддержки ретрансляторов, — уточнил лейтенант, — а местные утверждают, что сеть работает с перебоями.
Симазаки без любопытства повертел в руках телефон и перевёл взгляд на молодого офицера:
— Ты откуда родом, энсин?
— Гиннован. Окинава.
— У тебя остался кто-нибудь?
—
— Ты знаешь, что можешь дозвониться отсюда до Японии?
— Такие мысли посещали многих, господин подполковник. Но дожить до этих времён могли только сёстры, и… естественно, я не знаю их номер телефона, если он у них вообще есть, — сдержано ответил лейтенант.
— В это время у всех есть телефон, тем более в Японии, — задумчиво произнёс Симазаки.
— А ещё мы можем себя этим демаскировать, — вставил капитан, разрушив в атмосфере помещения, что-то неуловимое, заставив уйти с лиц офицеров мечтательное выражение, — я тоже думал об этом, но мы не в том положении, что бы заниматься разговорами.
Симазаки достал трубку, которую ему дал полковник Кумэ, попробовал нажимать на кнопки, экран кратковременно загорался и снова тух. Высвечивающиеся надписи Симазаки разобрать не мог.
— Мне местный объяснял, что мы можем свободно общаться между собой, очень удобно при отсутствии связи. Может стоит показать вашу трубку ему, он растолкует как с ней обращаться. Я признаться сам ещё путаюсь.
Симазаки, засовывая телефон в карман, отмахнулся от сомнительного, как ему показалось, предложения.
— Разрешите обратиться, господин подполковник, — лейтенант стал, одёрнул френч и каким-то извиняющимся взглядом посмотрел на Симазаки. Получив разрешающий кивок, продолжил, — мой самолёт сильно повреждён….
— Это я уже слышал, но продолжайте, — сказал Симазаки, начиная понимать, к чему клонит молодой пилот.
— Я слышал, что вы лётчик бомбардировочной авиации, а у нас как раз есть один самолёт — «Метеор».
Симазаки вопросительно посмотрел на капитана. Тот кивнул, добавляя:
— Правда есть одна проблема. Это видимо самолёт из первой волны. Его обнаружили на поле в пяти километрах солдаты из отряда Кемпей-тай. У самолёта перебит бензовод, лётчик аварийно посадил машину ещё до нашего прибытия сюда, и её несложно быстро починить. А парень может пересесть на вашу машину.
— А где пилот бомбардировщика?
— Его так и не обнаружили.
— Ну, что ж, — поднимаясь из-за стола, сказал Симазаки, — пойдём, посмотрим на ваш самолёт.
Однако всё оказалось не так просто. Перетащить самолёт на базу было невозможно из-за разлива реки и заболоченности. Трактор свободно прошёл по узкому перешейку, а вот самолёт не вписывался. Взлетать надо было с поля. Оценив диспозицию, Симазаки присвистнул. Полянка для взлёта была не просто мала, а очень мала.
— А ты хитёр, лейтенант. Сам бы, попробовал взлететь с такой маленькой площадки?
— Машина почти в два раза тяжелее А6М3. А я на других и не летал, боюсь разбить, — виновато отвели тот.
Техники стащили с самолёта маскирующие ветки, подкатил трактор с поставленным в кузове воздушным компрессором. Бензиновый шланг, оказывается, был уже поменян. Выстрелив сизым дымом, уверено заурчал мотор.
— Вы, что же сейчас собрались запускать машину? — Спросил Симазаки.
— А чего ждать! — Удивился капитан, — война! Не сегодня, завтра прояснится небо и нам вообще не даст летать их авиация. Бензина залили для облегчения веса минимум, как раз хватит, чтобы прыжок до нашей базы совершить. Сейчас прогреем моторы и вперёд!
Симазаки обошёл вокруг самолёта, ковырнул ботинком землю — рыхловата, слегка влажная, может налипать на шасси. Вокруг невысокой, но неприятной стеной росли деревья. Симазаки мучительно взвешивал. Тут было всё: разыгравшееся самолюбие (капитан и этот молодой лейтенант не испытывали в нём и тени сомнения, веря, что опытный лётчик поднимет машину в воздух), и не мог он оставить здесь боевой самолёт, предназначенный громить врага. Да и чёрта с два самолёт останется на этом месте! Этот лейтенант сам попытается на нём взлететь и скорей всего разобьётся. Но рассудок говорил о другом — уж очень велик был риск.
Наконец Симазаки отбросил сомнения. Запрыгнув в кабину, погоняв моторы на разных режимах, уверено потянул левой рукой дроссель, доводя обороты до полных. На взлёт!
Взревев двигателем, бомбардировщик побежал, подпрыгивая на попадающихся кочках. Лётчик чувствовал, как вибрация тонко передаёт нарастающую скорость, каждой клеткой тела ощущая, как машина становится легче, ещё легче, но проклятые деревья всё ближе и ближе. В груди появляется неприятный холодок. Главное выдержать, не тянуть раньше времени ручку управления на себя, дать машине разогнаться.
— Терпение, терпение, — сквозь зубы шептал Симазаки. Чуть дёрнул ручку управления (буквально кистью), и самолёт почти сам оторвался от земли. Завис, качаясь с крыла на крыло, медленно поплыл, но уже выше, выше, вот уже кажется, что пропеллер причешет растопыренные, тянущиеся к самолёту голые ветки. Но всё! Вырвался! Высота пятьдесят, сто! Лёгкий поворот! Вот и ангары, и можно снова, на так не желавшую отпускать землю.
Приземлившись, он не стал вылезать из самолёта. Подкативший трактор, потащил машину в ангар. Двигатель молотил на малых оборотах, потом чихнул раз, другой, снова быстро крутанул пропеллером, с аппетитом дожирая остатки топлива и наконец, заглох. Резко наступила тишина, удаляющееся тарахтенье трактора не в счёт.