Шрифт:
Жили-были, значит, мать с дочкой. Вернее, дочка жила, а мать просто была. Потом у дочки с ее мужиком заминка какая-то вышла, разругалися они там чего-то. Вот дочка забрала свой лаптоп, да к матери свалила обратно. Хотя матери-то она наоборот обещала, что более уж не вернется, как бы с намеком, что теперь мамаша должна об устройстве своей жизни подумать, не все же бытием сознание определять. А тут — здрасте! Причем тот-то, ну, бойфренд, с которым эта дочка жила, и не звонит даже! Прощения не просит, в ногах не валяется, будто так и надо. Сволочь.
Такая тут тоска на дочку накатила! Зарыдала она белугою, упала на диван травинкой скошенной… Мать на кухни выбегает, сигарету потушить не успела
Таким вот образом отстрадали они с вечера до полуночи, а потом уснули от усталости. Ранним утром сама собою стукнула им в головы одна общая мысль: «Сглазили!» Все точнехонько сходилось — все! Они даже догадалися, кто приблизительно такое над ними мог сотворить. Там особую догадливость даже напрягать не стоило. Просто мать спросила дочку: «Ты догадываешься, кто бы это мог сделать?» А дочка сощурила глаза и только кивнула в ответ, мол: «Даже сомневаться не моги!»
Про ту стерву глазливую, о которой мать с дочкой разом подумали, рассказывать — только время даром переводить. Она даже в нашем подъезде мужчину одного сглазила. О ней, чем меньше говорить, тем меньше сглаза будет.
Однако заметить следует, что это семейство, о котором разворачивается наше эпическое повествование, отродясь каким-то несчастливым по всем параметрам оказывалось. Вот хоть взять такой незначительный параметр, как фамилия. Вроде, нет никакой разницы, к примеру, если у вас фамилия Редькин или Водкин. Просто в обществе дополнительное веселье сразу намечается: «Водкину больше не наливать! А Редькину — редьки не доложили!» И всем весело, вы чувствуете себя центром общества, душой компании.
Но если у вас фамилия Винкерштейн, а маму зовут Белла Юрьевна, да ежели папашу вашего звали не как-нибудь Вася-Миша, а Рудольфом, то тут сразу какой-то перенапряг получается. Все присматриваются к вам искоса, соображают, как лучше-то себя проявить. Отсюда всеобщая неловкость возникает, тягостные для всех паузы в разговоре. Согласитесь, что такая фамилия заранее предъявляет завышенные требования к окружающим. Как себя вести с Редькиными — все знают, а вот что может иметь за пазухой некто Винкерштейн — большой вопрос. Не любят еще угадывать такого рода загадки в нашем обществе, не научилися пока подобные ребусы ценить. И что обидно, вот за глаза — соловьем разливаются: «Сегодня, знаете, кого видел? Алку Винкерштейн! Она всем привет передавала!» А как заходишь куда-нибудь в помещение, где обычно народ ошивается, все сразу замолкают и только глядят так, будто у тебя шов на юбке сзади разошелся. Деревня форменная, сельпо! Будто никогда Винкерштейнов не видели.
Хотя мамаше-то, Белле Юрьевне, еще гаже в жизни с фамилиями пришлось, чем Алле Рудольфовне. Изначально ведь у нее вообще была фамилия Пупырышкина. Как скажут: «Белла Пупырышкина!», так ведь родную мать хочется голыми руками придушить. Конфликт поколений, называется. Вот Белла Юрьевна за Рудика Винкерштейна и зацепилась по молодости. Она-то думала, что с его фамилией ей щи гуще достанутся. Просчиталась, конечно. Сам Рудик привык с малолетства за свою фамилию по соплям получать, смирился с обстоятельствами, а потом и вообще спился на этой почве. А Белла Юрьевна даже в свои сорок с хвостиком все продолжала на что-то надеяться. Тем более, что Рудик, когда Алка в пятом классе училась, ушел к одной женщине по фамилии Бирабизян… Короче, ничего определенного о связи личного счастья с фамилией сказать нельзя. Ее можно только интуитивно нащупать.
Н-да… Так вот о сглазах, собственно, речь-то. Сглазы нормальные люди сами с себя не снимают и на себе самих чужие болячки и коросты не показывают. Сглаз — профессионального подхода требует.
Напротив Пригорошкинского исполкома, возле гастронома «Копеечка» располагался известный в городе салон гадальщицы по картам Таро мадам Виолетты. Мать еще раньше про эту Виолетту зачитывала дочке по телефону письма благодарных клиентов, которые постоянно в ихней газете печатали. Ведь раз люди через газету благодарят, значит, есть за что благодарить-то! Мать тогда еще хотела к этой Виолетте сходить, ну, когда дочка у своего хмыря жила.
На минутку только мать с дочкой этого мерзавца вспомнили, так прямо опять что-то на них накатило. Потом вспомнили его вопли, что они его без ножа режут, что ему сейчас должны из Сыктывкара звонить по срочному делу, так все в них закипело. Главное, как только Белла Юрьевна Алке звонить начинает, так это чмо с притопом и прихлопом про свой Сыктывкар неожиданно вспоминает. Ясно, что он звонка от бабы ждал! Мать как услышит, что он орет, не стесняясь, возле трубки, как срочно ему телефон нужен, так дочке-то и говорит: «Алла! Ты гляди, доча, в оба глаза! Ему точно сейчас какая-нибудь баба звонить станет. С какой стати он матери с дочерью пообщаться не дает? Ты все-таки соображай, Алка, какой он прохиндей! Давай нарочно еще часок поговорим, ладно? Я тебе сейчас такое письмо про Виолетту зачитаю! С копыт рухнешь!»
Каждая мать ведь о своей дочке беспокоится, кто, кроме матери, о дочке подумает, верно? Кто глаза ей раскроет, отчего это каждый раз этот бурбон звонка из Сыктывкара тут же ждет, трубку из рук вырывает! Надо же быть таким подлецом, правда?..
Внезапно доходит до обеих страшная мысль, что в тот момент, когда Алла предается меланхолии в родном гнезде, никто не мешает этой гниде из Сыктывкара звонить, сколько душеньке угодно! Поэтому к Виолетте отравились прямо с утра. Вызвали тачку и рванули!
Вот некоторые считают, что все гадалки и ведуньи нынче — поголовные финансовые мошенницы. Лишь бы денег на людских несчастьях стрясти побольше. А того народ не понимает, что ведь и компенсация какая-то требуется за то, что на себя их сглаз принимают. Кто же из гадалок виноват, что народ нынче стал до жути глазастый? Глазят друг дружку и глазят… Пока глаза не повылазят.
Виолетта, как увидала маму с дочкой, да ихнюю фамилию у секретарши прочла, так сразу же остудила их рвение побороть потусторонние явления нашей жизни: «Извините, дамы, но я с такими сильными сглазами не работаю! Я, простите меня, свое биополе сохраняю! Вам может помочь только основательница нашего Ордена — Кургузкина Клавдия Семеновна. Если хотите знать, у нее мама настоящей, форменной ведьмой была! Без всяких шуточек и регистрации в налоговой инспекции! А дочка от мамы, как известно, словно яблонька от вишенки — недалеко катится! Вот к ней и катитесь, если жизнь дорога!»
Ладно, что тачку, будто предчувствие сработало, не отпустили — тут же к дочке Кургузкиной покатилися. Ну, добрались до места, сидят, ждут, когда Кургузкина чакры перед сеансом прочистит и с предыдущей клиенткой рассчитается. А та клиентка чего-то жмется, вполголоса намекает… И, чтобы покончить с этим делом, Кургузкина ей громко за шторкой говорит: «Не сомневайся, дорогая! Сгинет сам по себе, никакой мокрухи здесь даже не потребуется! Уж чего-чего, а космические завихрения я устраивать умею. Иди себе спокойно и готовь законный мой процентик с движимого и недвижимого имущества».