Последний экипаж "Белого кролика"
Шрифт:
Она сказала, что не собирается разбираться в хитросплетениях загадочной русской души. А то задумаешься, уйдешь в себя, побродишь там, такого понасмотришься, что сразу под ближайший паровоз, или ласточкой с обрыва, чтобы понять, почему люди не летают как птицы. Кейси добавила, что это по ее мнению третий извечный русский вопрос после «Кто виноват?» и «Что делать?». В этом тяжелом состоянии глубокой задумчивости и застал нас Бармалеус. Короткая черная борода, густые брови и дорогой камзол делали его очень похожим на классического пирата из детских книжек. Ног у него правда был полный комплект, на плече не сидела ни какая живность, но на поясе, по другую сторону от маузера
– Ну, мон шер ами, какую простую и поучительную историю вы хотите мне рассказать? – спросил он, присаживаясь на край стола. Это и не удивительно, стульев в каюте просто не было.
– Мы знаем много историй, - мрачно буркнула Кейси, но капитан грубо ее оборвал.
– Молчи, ночной кошмар багдадского публичного дома для социально не защищенных слоев местного населения. Второй Шахерезады из тебя все равно не получится – сказал он с плохо скрытой иронией.
Я прыгнул вперед, на капитана. А что еще оставалось делать? Во-первых, я все равно не знал, что ему рассказывать, а во-вторых, с детства не люблю, когда при мне оскорбляют женщин, особенно моих невест. Рука у Барма оказалась действительно быстрая. Я еще в полете так получил от него ножнами в живот, что сверкание искр в моих глазах слилось с блеском бриллиантов на эфесе сабли. Посадка получилась очень жесткой, с мощными шумовыми эффектами. На грохот заглянул обеспокоенный Марафетус и удовлетворенно улыбнулся.
– Я же говорил тебе, освободи свой разум, - сказал он и, наклонившись к капитану, стал что-то шептать ему на ухо.
И хотя меня в первую очередь занимала боль в животе, я увидел, как изменилась его наглая пиратская морда. Глаза Барма беспокойно забегали, и напряженная работа капитанской мысли стала заметна невооруженным глазом. Впрочем, думал он недолго. Окинув взглядом почти полную копию картины «Иван Грозный убивает своего сына», где роль безвременно почившего отпрыска монарха играл я, а царя Ивана Васильевича изображал Кейси, нежно прижимавшая мою голову к своей груди, он спросил:
– Жить хотите? – и, не дожидаясь нашего ответа, продолжил, - Значит так, ты, - он ткнул в меня пальцем (ну, сколько можно в меня тыкать, чем попало), будешь изображать моего страдающего тяжелым приступом аппендицита матроса. А ты, - он показал на Кейси, - его жена, сиделка и корабельный лекарь по совместительству. Лечить умеешь, раны и зубы заговаривать, кровь останавливать?
– Умею, умею, - быстро ответила Кейси. Мне показалось, что капитан впервые посмотрел на нее с интересом.
– Так и оказывай, - скомандовал он, и приказал Марафетусу быстрее принести в каюту кровать и еще что-нибудь, чтобы она стала хоть чуть-чуть похожа на лазарет.
Представления о лазарете у образованного борца с машинами были очень странные. Он притащил узкую, неудобную походную раскладушку с подозрительными пятнами бурого цвета, замызганную белую простыню, десяток банок, залитых сургучом, и кучу хирургических инструментов, часть из которых была явно позаимствована из камеры пыток. Затем подошел ко мне, протянул руку к шее и… затолкал поглубже за пазуху японский медальон. Потом сунул в руки Кейси большого шоколадного зайца в розовой фольге, и сказав: «Освободите свой разум!» вышел, аккуратно прикрыв дверь. Изображать тяжелобольного было нетрудно. Боль не проходила, я очень натурально корчился на раскладушке и пытался сообразить, каким внутренним органам пришел конец, в очередной раз, проклиная опрометчивое решение пойти на службу по контракту. Моя будущая вдова внимательно осмотрела все банки, а потом начала что-то быстро нашептывать надо мной, делая загадочные пасы руками. Боль внезапно прошла, тихо отступив на задворки сознания, а потом исчезла совсем. Ощущение было странным. Сразу захотелось продолжить коптить это небо, но я решил, что Кейси просто облегчила последние минуты моей нечастной жизни и заговорила боль.
– Сколько мне осталось, милая?
– спросил я, еле слышно. Я первый раз назвал ее милой, а чего стесняться, все равно помирать. Но Кейси расслышала слабый шепот умирающего и впилась мне в губы таким страстным поцелуем, что я чуть не задохнулся.
– Ты будешь жить долго, милый, - нежно сказала она, дав мне, возможность всплыть на поверхность и глотнуть воздуха, - Очень долго, потому, что любого кто захочет тебя убить, я сама просто разорву на части голыми руками.
– А как же это? – я показал руками на живот.
– Не волнуйся! Все залечено.
– спокойно сказала она, - Там и дел было немного: разрыв селезенки, отрыв печени, обширное внутреннее кровотечение и глисты, целая колония.
– А глисты, откуда? – я вскочил с кровати, - Откуда глисты могли взяться? Да еще целая колония?
– Ничего удивительного.
– пожала плечами Кейси, - Милый, ты что забыл где находишься? Ножны у Бармалеуса не простые, а заговоренные. Зацепит кого-нибудь ими случайно, извиниться, конечно, сразу, а через пару неделек глисты и сделают черное дело. Человек, которого он зацепил, раз и окочурился, а виноватых конечно никто искать не будет. Скажут, что покойник сам виноват, нечего было плохо просоленное сало молодого бронтозавра жрать, или недожаренной пещерной медвежатиной закусывать. Но успокойся, ты теперь практически здоров, не считая кариеса в нижнем правом глазном зубе, так что лежи спокойно, изображай смертельно больного.
Я лег на раскладушку и начал громко стонать, потом, поняв, что стон получается немного не тот, добавил в него трагизма. Удовлетворенный полученным результатом спросил:
– А где ты так лечить научилась? Тоже наверно Оксфорд с Кембриджем закончила?
– Откуда у бедной девушки такие деньги? – фыркнула Кейси, внимательно разглядывая банки на столе, - Я в Экспедиционный Корпус пошла, чтобы как раз денег на учебу заработать. А заговору, которым я тебя вылечила, меня научила бабка-повитуха из замка Пепина Короткого. Он для помощи роженицам применяется, ну и общий оздоровительный эффект тоже, конечно, налицо.
Я внимательно прислушался к своим ощущениям, схваток не наблюдалось, и на том спасибо.
– Тут мы с тобой похожи. – сказал я. – Я тоже в Ограниченный Контингент пошел, чтобы бабок побольше срубить.
– Порубить старушек? – удивилась Кейси, - За что?
– Это образное русское выражение. Срубить бабок – значит накосить капусты, то есть заработать денег. Понятно?
– Понятно. Какой у вас русских бесподобный язык! Там есть еще такие интересные выражения. Я их в Нью-Йорке, на Брайтон Бич слышала. – и Кейси открыв рот приготовившись их повторить.
– Не надо, не надо, - попросил я, - это древние русские магические заклинания. Мои предки использовали их против набегов кочевников. У врагов от этих слов кони дохли на бегу. Увидят дозорные в степи очередную орду, позовут дежурного волхва, выйдет он на крепостную стену, гаркнет «Волхвы не боятся могучих владык!» да как обложит всех по матери и всей орде крышка. Не то, что кони, кочевники с ног валились. Тут, конечно, ворота открывались, выбегали славные былинные богатыри разные Ильи Муромцы, да Алеши Поповичи и давай всех супостатов мечами шинковать. Так на этих словах Русь и держалась.