Последний гетман
Шрифт:
– Ты слышал, барон? Понял?
– И слышал, и понял, ваше величество, – не выразил никакого удивления кабинет-секретарь. – Прикажете исполнять?
– И побыстрее, милый барон, – тут же смягчилась Елизавета Петровна. – Гетман спешит к своим делам.
Граф Кирила улыбнулся, ибо ни о каких делах он не говорил, но стоило барону повернуться к двери, как она погрозила пальчиком:
– Ой, шалу-ун!…
Под это настроение ходатаю не терпелось еще одно маленькое дельце провернуть:
– С вашего разрешения, Государыня, я подскажу ему некоторые формальности?.. В един миг вернусь!
Елизавета Петровна не нашлась что сказать, как он вылетел вслед за бароном Черкасовым и все нужное в един миг нашептал. А речь-то шла ни больше ни меньше как одновременно с отменой внутренних пошлин,
На этот раз возвратился с такими указами, что можно было гопака плясать. Но ведь указы-то царские, измышленные Сенатом или кем-то из недоброжелателей, – они и вослед шли. Знай поворачивайся!
Не успел доехать – ведь и в Москве еще надо было свои именьица проверить, как грозное повеление, все за той же милостивой подписью: «Елизавет»: «А гетману Малороссийскому, графу Кирилле Григорьевичу Разумовскому надлежит выставить в Прусский поход 5-тысячный отряд отменных реестровых казаков под начало главнокомандующего графа и генерал-фельдмаршала Апраксина». Ни о провизии, ни о походном содержании этого отряда и речи не шло, словно были то птицы небесные.
Да, война с Пруссией и ее союзниками разгоралась все сильнее. На севере, под Петербургом, шведы зубы точили. А турки и татары, видя, как Россия увязает в западной войне, здесь щерили клыки. Под самым боком Украины, да еще при таких непостоянных соседях, как Молдавия, Валахия, Венгрия, да и недалекая Трансильвания. Надежда на несколько пограничных сербских полков не оправдалась, ибо деньги были разворованы еще где-то в Петербурге и до сербов не дошли. Кто окраину Украины будет охранять?
Об этом у графа Кирилла Разумовского был крупный разговор и с графом Степаном Апраксиным, хотя тот по старшинству голоса, да и прежнего гонора, имел против него вес. Ну, уж тут кто кого. Эта семипудовая туша задергалась у него под шпагой, как простая свинка. Кирилл Разумовский – невелик вояка, сам мог бы задергаться на вертеле, но он, слава богу, пока не был главнокомандующим, хотя Государыня экивоками не раз заводила о том разговор. Апраксин-то без экивоков был назначен главнокомандующим и принародно жарился под шпагой у гетмана. Хорошего мало, если б состоялась дуэль двух медведей, да ведь разняли, свели все к шутке, под шампанское. Но слова гетмана всем запомнились: «Если вы, граф, позволите своим мародерам грабить малороссиян, я прикажу своим казачкам заточить вас в каталажку. Поверьте, они сделают это с удовольствием». Не так давно отошла турецкая война, и все российское воинство проутюжило Украину. Кто платил, кто не платил за прокорм и провиант, но всяк грабил. Чем же лучше москаль пруссака, поляка, турка или татарина?
Сейчас больше половины войск гужевалось на Украине, чтоб оттуда, через Австро-Венгрию, ударить на Фридриха. У прусского короля падали ближние к России города и крепости, но не сдавались северные, приморские. Там были такие генералы, как Румянцев, но здесь!… Свои мародеры! Гетман Разумовский учредил им путь помимо Глухова, Батурина, Чернигова, само собой помимо Киева, – на Австро-Венгрию! Нечего побираться малороссийскими галушками.
Не всем нравилось такое поведение гетмана, ой, не всем… Можно приставить шпагу к пузу главнокомандующего… но не к грудям же Самодержицы?! Если приказ исходил за ее подписью: «Елизавет», – тут уж ничего не поделаешь. Исполняй!
Не пять тысяч, но тысячу казаков все-таки он послал в Прусский поход. Под начальством генерального есаула Якубовича. После гетмана не было второго такого начальника. Эта тысяча участвовала в знаменитой Гросс-Егерсдорфской битве, когда Фридрих ускакал на седле одного из своих адъютантов, запомнили казачков на прусской земле! Обратно не вернулись ни генеральный есаул Якубович, ни гетманские старшины – Скоропадский, Волкевич, Оболонский… Хуже того, почти никто из казаков обратно не вернулся. Армию-то, от Балтики до Днепра хлынувшую на запад, нужно было чем-то кормить? За подписью «Елизавет» приказано было выставить 8000 казаков в погонщики скота. Следом за армией, по ошибке зачастую и опережая, двигались громадные мясные стада. А кто давал им корм, кто готовил укрытие от бурь и непогод? Да и защиту от всех мыслимых и немыслимых мародеров? Казаков пало больше от голода и болезней, чем от сабель. Да и не можно же всамделишно воевать, если ты погонщик скота!
Гетман уже и сам плохо понимал, во что оборачивается победоносная война, которая двигается вроде бы на запад, но в своих тылах обдирает всю Украину и Белую Русь. Митрополит Белорусский Георгий Конисский, имевший резиденцию в Могилеве, но уроженец Нежина, воспитанник Киевской духовной академии, с печалью сердечной извещал:
«Ясновельможный пан гетман, что се есть? Я не могу объяснить своей обездоленной пастве, что нашествие великорусских войск оборачивается не меньшим бедствием, чем нашествие орд татарских…»
И гетман объяснить этого не мог. Сколь позволял случай, пытался через старшего брата, через нового фаворита Ивана Шувалова, через Бестужева, Воронцова, Панина вразумить: если так дальше пойдет, мы поднимем на дыбы не только Малороссию, но и Белую Русь. Позади наступающих войск остается пустыня. Кому потребна голая, выжженная земля?..
Война шла, задевая всю западную Россию, в том числе Украину. А главнокомандующий Апраксин преспокойно пребывал в Петербурге, довольствуясь реляциями [11] своих генералов. Он был пожалован в генерал-фельдмаршалы одновременно с графом Алексеем Разумовским, из чего следовало, что Елизавета Петровна никак не могла остановить выбор – кого же поставить во главе армии, которая уже вступила на прусскую землю, но никем вроде бы единолично не управлялась. Кирилл при свидании со старшим братом уже на правах ясновельможного гетмана посмеивался:- Ну ты, старшенький, уж точно стал бы победителем Фридриха!
11
Реляция – донесение о военных действиях или дипломатических переговорах.
Тот без обиды парировал:
– А ты, младшенький, уж точно сгодился бы ему в сержанты…
Вот такие фельдмаршалы были у Государыни Елизаветы Петровны во время этой смешной Семилетней войны. Ведь еще и генерал-аншеф Бутурлин в то же звание возведен. Государыня, кажется, всерьез решилась всех испытать на бездарность. Все обозы были забиты личными экипажами, телегами, фургонами, среди которых пушкам было и не развернуться. Апраксин продолжал обедать за столом у Императрицы и тут чувствовал себя как на командном пункте. С трудом удалось наконец выпроводить поближе к действующей армии, но сердобольная Государыня не оставила его своим вниманием; следом пустился паж, который от имени Императрицы вручил подбитый соболями и крытый богатой парчой дорожный плащ – все-таки уже октябрь месяц был, не простыл бы русский главнокомандующий. Это же не Фридрих, который в седле носится по всей Европе. Новоиспеченный фельдмаршал чайку попить горазд, а для сего «послан был к нему серебряный сервиз в 18 пудов весом».
Главнокомандующие менялись, победы в этой войне как-то сами собой давались, и Государыня могла даже посердиться – уже на другого предводителя войск, кстати, своего любовника незабвенной шестнадцатилетней молодости – Бутурлина:
«… Мы с крайним огорчением слышим, будто армейские обозы умножены невероятным числом лошадей. Лошади эти, правда, взяты в неприятельской земле; но кроме того, что у невинных жителей не следовало отнимать лошадей, лошади эти взяты не на армию, не для нашей службы, не для того, чтоб облегчить войско и возить за ним все нужное: они возят только вещи частных людей в тягость армии, к затруднению ее движений… Повелеваем сократить собственный ваш. обоз, сколько можно…»