Последний гетман
Шрифт:
Фридрих – изволил. Отвечал в столь же витиеватых выражениях:
«Особенно я радуюсь тому, что ваше импер. величество получили ныне ту корону, которая вам давно принадлежала не столько по наследству, сколько по добродетелям, и которой вы придадите новый блеск».
Вот так: у российского «чертушки» и добродетели появились…
Что шептала вечность почившей в бозе Елизавете такая беспримерная кощунственность? Но командиру Измайловского полка и гетману малороссийскому она нашептывала: остерегайся! Подвоха, измены, а особливо любови царской. Ибо не было сейчас ничего святого ни на престоле, ни возле него. Тем более странной казалась привязанность нового Государя к графу Кириллу Разумовскому. У него умирала в Малороссии мать, ждали неотложные гетманские
Идя на учения к своему полку, который еще не потерял прежнее название – лейб-гвардии Измайловский, – граф Кирилл Разумовский совсем не по-военному вздыхал: «За что мне такая напасть?» Было от чего! На дворцовой площадке был выстроен развод гвардейский, а ему велено командовать этим разводом.
В пешем строю. С эспантоном [13] наголо. В прежние времена этим занимался кто-нибудь из боевых офицеров, а командир полка был как бы почетным гостем, шефом гвардейцев. Он попробовал отшутиться:
13
Эспантон – разновидность протазана (копье с плоским и длинным металлическим наконечником); в русской армии почетное оружие офицеров с 1732 по 1805 г.
– Ваше величество! Я и в строю-то никогда не ходил! Мне приятнее командовать за столом, особливо в вашем присутствии…
– В моей армии не рассуждают! В моей армии исполняют приказы! – ответом был нешуточный гнев.
Гетман и командир Измайловского полка давно уже начал полнеть. Предпочитал карету вместо седла, а уж пешим-то шагом… Будучи человеком совершенно штатским, солдатской муштры, тем более муштры прусской, не знал, все путал и оттого смущался. Эспантон в его руке ходил, как палка для выбивания шуб. Петр Федорович стоял на крыльце и развязно смеялся. Вокруг него по обычаю было немало угодников, дам. Всем хотелось угодить новому Императору, смешки разносились как боевые команды:
– Что он делает, что делает, Господи!…
– И это командир полка!…
– Даведь лейб… бабского!…
– Ничего, Государь их научит!… Государь под этим смешки крикнул:
– Подполковник Разумовский! Выше ножку! Ко мне!
Разумовский, пока криволапо и развалисто чеканил шаг, помянул теперь уже покойного главнокомандующего Апраксина. Тому тоже вздумалось с чего-то посмеяться, и Разумовский, всего лишь командир полка… отменно его отдубасил на глазах у всех. И жирный боров, возивший в сражения восемнадцать пудов столового серебра и прочего добра, для чего использовалось двести с лишним армейских подвод, – генерал, помнивший ученую дубинку Петра Первого, ученье подполковника воспринял как должное. Извиниться извинился, а на дуэль не вызвал. Все свел к шутке: «Граф Кирила платит мне за то, что и я его намеднись оттузил! Что нам Франция – у нас русская дуэль!»
Но тут могла быть дуэль прусская… Он сделал эти сто проклятых метров и остановился, салютуя.
– Все путаешь, подполковник? Путаник и есть!
– Не дается ученье, ваше величество…
– Ничего, научишься. Прусский устав – самый лучший в мире. Можешь поздравить: король Фридрих произвел меня в генерал-майоры! Не шутка!
– Вы можете с лихвой отплатить ему, ваше величество: произведите короля в русские фельдмаршалы.
– Да?.. Сегодня встретимся у твоего брата. Я там и свою шуточку тебе покажу. Сам оценишь – чья лучше.
От нечего делать – ведь до вечера было еще далеко – вздумалось пройти рядом комнат, где толпились, как всегда, придворные. Немудрено, всем хотелось попасться на глаза новому Государю. Моды менялись, а вместе с ними и люди. Уму непостижимо, сколько появилось военных мундиров! Маскерад, да и только. Граф Разумовский поклонился князю Трубецкому. Этот обломок Петровской эпохи с какой-то стати был назначен лейтенант-полковником Измайловского полка, следовательно, находился в подчинении у графа Разумовского. В полку он всем надоел своими советами и указаниями – что теперь носить и как лучше носить. Командир измайловцев еле сдержал улыбку. Старый придворный всегда сказывался больным, а тут предстал в полном вооружении – хоть сейчас в бой. Лет за семьдесят уже ему было, подагрические ноги, в сапогах-раструбах, еле держали округлое, грузное тело, затянутое в полный мундир, перевязанное галунами. Истинный полковой барабан, со шпагой на обвисшем боку – мундир все-таки не мог сдержать всех телес. Графу Кириллу Разумовскому пришлось остановиться и посторониться: его скачущей походкой нагонял Государь, а подчиненным не пристало идти впереди. Глаз уловил забавную сцену: князь Трубецкой, присевший было на кушетку, шариком скатился с нее и встал во фрунт. Вот стоял – и стоял, не падал, а упал обратно уже по прошествии Государя. Видимо, непрошеная улыбка и привлекла внимание Петра.
– Рано улыбаетесь, граф, – напомнил он, пробегая мимо; сзади тянулся длинный хвост придворных.
Граф Кирила обругал себя хохлацким волом, на некотором отдалении следуя за Государем. Тут кого угодно можно было встретить, в том числе и весталку, которая приняла его улыбку благосклонно и заинтересованно. Опасная молодая дама! Родная сестра Елизаветы Воронцовой и племянница канцлера – она все и обо всех знала, везде совала свой аккуратный, симпатичный носик. Да и в выражениях не стеснялась, зачастую опасных для постороннего слуха.
– Вы слышали, граф?.. – таким громким шепотом заговорила, что не только ближнее окружение – Государь мог оглянуться.
– Что такое? Землетрясение? Комета пролетела? Моя Малороссия сквозь землю провалилась?..
– Хуже, граф! Фельдмаршал Миних возвращен, из Ярославля прибыл бывший герцог Бирон. А Бестужев пребывает в ссылке! Каково?
– Княгиня, спросите об этом своего дядюшку-канцлера, – хотел пройти мимо, да этикет не позволял; Екатерина Дашкова, кукольного вида семнадцатилетняя дама, была у всех на виду и на слуху.
Но ей хоть бы что!
– Дядюшка в нашем заговоре не участвует. О Бестужеве пред Государем не станет ходатайствовать. Как, свое канцлерство терять?
Вот те раз! Стоит пройти по коридорам дворца, тебя и в заговорщики определят. А там ведь и до Шлиссельбурга недалеко…
Еле отделался от прекрасной весталки, проходя мимо прежних покоев брата. Алексей перебрался в свое городское поместье, прослышал, что его хотят назначить главнокомандующим заграничными войсками, – и убрался восвояси. Если Кирилл не был военным, так брат-то и подавно. Вот умора будет, если и его заставят маршировать!…
Алексей Григорьевич плохих обедов не задавал. Вельможа оставался вельможей, хотя от дел был вроде бы отстранен. С первой попытки просьба об отставке неудалась – совестно стало Петру Федоровичу за все прошлые обеды и угощения. Но настырный хохол не отставал: у него имелось все, что душе угодно, а чего мозолить глаза завистникам? Новые люди трон окружили, пинками вышибают прежних фаворитов. Значит, дожимай Государя – и он дожал. Уже 6 марта появился указ:
«Генерал-фельдмаршалу графу Разумовскому быть уволенным и вечно свободным от всей военной и гражданской службы, с тем что, как у двора, так и где б он жить ни пожелал, отдается ему по чину его должное почтение, обещая его импер. величество сами сохранить к нему непременную милость и высочайшее благоволение».