Последний год
Шрифт:
«Это прекрасно! Энергия последних стихов удивительна!» – откликнулся Пушкин.
Первый поэт России широко открывает двери перед новыми талантами. Они есть и будут! В «Современнике» уже напечатано
Другие журналы все еще кричат о Бенедиктове. Поэзия «Современника» будет лучшим против него противоядием. Сам Пушкин поместит в выходящем номере «Родословную моего героя» и «Полководца». Пусть клеветники обвиняют поэта в пристрастии к аристократизму, в барстве, в пренебрежении к беспородным труженикам. Никто так отчетливо не видит оскудения дворянства, как автор «Родословной» :
…Езерский сам же твердо ведал,Что дед его, великий муж.Имел двенадцать тысяч душ;Из них отцу его досталасьОсьмая часть, и та сполнаБыла давно заложенаИ ежегодно продавалась;А сам он жалованьем жилИ регистратором служил.Где же движущие силы государства, которые определят будущее России? В статье Дениса Давыдова о партизанской войне, которая идет в журнал, пророчески звучат последние строки:
«Еще Россия не подымалась во весь исполинский рост свой, и горе ее неприятелям, если она когда-нибудь поднимется…»
Но о какой России идет речь? Если полюбопытствует читатель, он многое поймет, заглянув в предназначенный для того же номера «Отрывок из неизданных записок дамы». Пушкин не будет печатать убийственно иронические строки о господах, которые проповедовали в 1812 году народную войну, собираясь на долгих в саратовские деревни. Но остался рассказ о том, как накануне войны с Наполеоном именитое московское общество принимало известную французскую писательницу де Сталь. «Боже мой! – ужасается поведением своих знатных родственников героиня «Записок». – Ни одной мысли, ни одного замечательного слова… тупая важность – и только!.. что могли понять эти обезьяны просвещения…»
По счастью, де Сталь видела в России не только этих выродков.
«По крайней мере, – продолжает рассказывать автор «Записок» о госпоже де Сталь, – она видела наш добрый простой народ и понимает его… Она сказала этому старому несносному шуту, который из угождения к иностранке вздумал было смеяться над русскими бородами: «Народ, который, тому сто лет, отстоял свою бороду, отстоит в наше время и свою голову».
Все это прочтет в выходящем «Современнике» (если пропустит цензура) внимательный читатель и без труда поймет, кому принадлежит будущее.
Кстати сказать, в той же журнальной книжке Пушкин поместит и свою статью о Пугачеве. Поэт беспристрастно скажет правду о восстании, которое поколебало государство, и о том, кого он называл «славным мятежником».
Итак, в одном номере журнала народ будет показан в разные эпохи своего героического бытия.
На письменном столе Пушкина лежали корректуры, рукописи. В гостиной Наташа и свояченицы перебирали новости. В кабинете слышно каждое слово. Без умолку болтала Екатерина. Александрина оставалась совершенно безучастной к известиям о французском театре, к событиям в Кавалергардском полку и даже к рауту, который должен быть у австрийского посла.
Александр Сергеевич встал из-за стола и прикрыл плотнее дверь в гостиную. Корректура статьи князя Козловского «О надежде» требует исключительного внимания. Этот всесторонне ученый автор умеет написать для литературного журнала о математической теории вероятностей так, как дай бог увлечь читателя автору иного романа. Пушкин опять зачитывается статьей: примеры из всеобщей истории, из сочинений Вальтер Скотта, случаи из европейской хроники знаменитых происшествий – все служит искусному автору для того, чтобы показать обманчивость необоснованных надежд и расчетов. Но как же от них охраниться?
«Я другого способа не знаю, кроме распространения философической математики, называемой исчислением вероятностей», – говорит автор статьи. И далее утверждает: он будет писать так, что его поймет каждый.
Редактор-издатель «Современника» очень высоко ценит участие князя Козловского в журнале. Он непременно добьется от него следующей статьи о паровых машинах…
Теория вероятностей и паровые машины в литературном журнале? Именно так! Точные науки должны войти в круг знаний читателя.
До сдачи последних корректур остаются считанные дни, а, по замыслу редактора, третий номер «Современника» охватит общественную жизнь в государствах чуть ли не всего земного шара. Перевод записок Джона Теннера с пространными объяснениями, написанными Пушкиным, познакомит читателя с социальными основами американской жизни. Добро или зло – прославленные порядки Соединенных Штатов? Что кроется там под пышной вывеской демократии? Об этом идут страстные споры в Европе. Пушкин вмешивается в спор.
«С изумлением увидели демократию, – пишет редактор «Современника», – в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве».
Русский писатель с негодованием говорит о рабстве негров: он называет отношение в Штатах к индейцам бесчеловечным; он утверждает, что все благородное, бескорыстное может быть подавлено неумолимым эгоизмом, страстью к наживе, хотя и под флагом демократии. Читатели «Современника» сами увидят, что народы живут под гнетом не только в России и не только при самодержавии.
Не дорого ценю я громкие права,От коих не одна кружится голова.Я не ропщу о том, что отказали богиМне в сладкой участи оспоривать налогиИли мешать царям друг с другом воевать;И мало горя мне, свободно ли печатьМорочит олухов, иль чуткая цензураВ журнальных замыслах стесняет балагура.Все это, видите ль, слова, слова, слова.Иные, лучшие мне дороги права;Иная, лучшая потребна мне свобода:Зависеть от царя, зависеть от народа —Не все ли нам равно? Бог с ними. НикомуОтчета не давать, себе лишь самомуСлужить и угождать; для власти, для ливреиНе гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;По прихоти своей скитаться здесь и там,Дивясь божественным природы красотамИ пред созданьями искусств и вдохновеньяТрепеща радостно в восторгах умиленья,Вот счастье! вот права…