Последний год
Шрифт:
Шеф жандармов хорошо помнил летнюю размолвку с императором из-за этой дамы. Если же и получил граф какое-нибудь удовольствие от рассказа мадам Шевич, то только потому, что мадам Шевич очень живо и увлекательно рассказывала о Пушкине:
– Его корежило, будто грешника на адском огне!
Услышав ненавистное имя, граф Бенкендорф сжал было кулаки, но, будучи не при исполнении высоких служебных обязанностей, спохватился и перевел разговор на другие темы.
…Балы давались изо дня в день. Наталья Николаевна много танцевала. Ее приглашали нарасхват.
Можно подумать, что петербургский свет не видывал романических историй. Но имя Пушкина придавало откровенному флирту поручика Геккерена более глубокий и не только романический смысл. Пушкин – автор возмутительных антиправительственных стихов, камер-юнкер, прославляющий Пугачева; Пушкин – изменник своему обществу; Пушкин – друг мятежников 14 декабря и, может быть, главарь нового заговора; Пушкин – притягивающий, как магнит, взоры врагов престола; Пушкин, прощенный царем и вот уже десять лет испытывающий долготерпение власти…
Против отщепенца все средства хороши. Не нужно пренебрегать ничем.
– Скажите, госпожа Пушкина, кажется, опять вальсирует с поручиком Геккереном?
Было время – на красавца кавалергарда никто не обращал серьезного внимания. Но Дантес, волочась за Пушкиной, проявил такую откровенную настойчивость, что к нему стали приглядываться.
Кавалерственные дамы лорнируют его с затаенными надеждами. Почтенные государственные мужи, увенчанные первыми орденами Российской империи, находят случай, чтобы выразить бравому поручику свою приязнь.
Кажется, может завязаться азартная игра…
Пушкин, сопровождая жену, являлся в свете. Дома в последний раз перечитывал перебеленную рукопись «Капитанской дочки». Торопился отослать первую часть романа в цензуру.
И чего-то ждал, ждал с того дня, когда Наталья Николаевна стала снова танцевать с Дантесом. Может быть, заглянет Таша в кабинет и по своей воле, по собственному побуждению, скажет наконец: «Мой друг, помоги мне! Я твердо решила прекратить всякое знакомство с бароном Геккереном. Мне постыл весь петербургский свет».
Наталья Николаевна и в самом деле нередко приходила к мужу и склонялась к его плечу:
– Мой друг!..
Пушкин стремительно оборачивался.
– Мой друг, – повторяла Наталья Николаевна. Светская жизнь изобиловала многими и важными новостями, о которых ей не терпелось рассказать.
Пушкин слушал рассеянно. Иногда в задумчивости вдруг ее перебивал:
– В тебя-то я верю, жёнка!.. Верю! – И брался за рукопись.
Глава шестая
Пушкин! Пушкин приехал!
Новость несется из коридора в коридор, облетает залы, и питомцы Академии художеств бегут к парадной лестнице. Всеобщее движение происходит среди публики, пришедшей на осеннюю выставку картин. Откуда-то мигом появляется сам инспектор академических классов, запыхавшийся так, будто он спешил на встречу какого-нибудь высокопоставленного гостя.
Александр Сергеевич приехал с Натальей Николаевной. Ведя под руку жену, Пушкин поднимался по лестнице непривычно медленным шагом (будь он один, давно бы одолел лестницу бегом).
Молодые художники толпой следуют по залам выставки за любимым поэтом. Каждый, если явился в Петербург из провинции, с особой гордостью отпишет домой: «Я видел Пушкина!» Письмо будут читать всем родным. Шутка ли! Каким еще известием из столицы можно возбудить такое любопытство? Каждый, кто идет сейчас в толпе за поэтом, старается не проронить ни слова. Ведь самые дальние знакомцы будут пытать с пристрастием: «А каков он видом? О чем говорил?»
Александр Сергеевич подолгу задерживался у многих картин. Остановился у пейзажей живописца Лебедева. Потом зашел с одной стороны, с другой – очень пришлась картина по душе. Несколько человек бросились искать счастливца. Но Лебедева в Академии не оказалось. Тогда инспектор подвел к Пушкину первого, кто попался под руку.
– Позвольте рекомендовать вашему вниманию, Александр Сергеевич! Абитуриент наш, удостоенный награждения золотой медалью, господин Айвазовский.
Художник в замешательстве поклонился.
– Где же выставлены ваши картины? – ласково обратился к нему Пушкин, стараясь не замечать смущения молодого человека.
– Пожалуйста, сюда, – отвечал Айвазовский, и Пушкин увидел «Облака с Ораниенбаумского берега» и «Группу чухонцев».
Александр Сергеевич осматривал картины и вел с художником оживленный разговор: ему надо было непременно знать, откуда живописец родом, а если приехал с юга, то не болеет ли от петербургского климата? И снова вглядывался в «Облака».
Рядом с мужем стояла Наталья Николаевна. На ней были изящное белое платье с черным корсажем и большая палевая шляпа. Неяркое сентябрьское солнце, пробиваясь через окна, бросало на нее мягкие, трепещущие лучи.
«Так вот она, мадонна, избранная поэтом!» Восхищенные ценители красоты не замечали, что Наталья Николаевна была утомлена и, видимо, скучала. Александр Сергеевич никогда не уходит с выставки раньше, чем не осмотрит последний холст!
Когда Пушкины уезжали из Академии, у подъезда опять столпились провожающие. Не помешал даже дождь, который вдруг собрался.
В карете Наталья Николаевна с легким укором обратилась к мужу:
– Пеняй на себя, мой друг: мы, наверное, опоздаем на обед у Виельгорских. Я несколько раз тебе напоминала. Ты не слышал?
– Винюсь, не слышал, моя радость! Коли попаду на выставку – весь отдаюсь неисправимой страсти… А славно стали писать наши живописцы, право, славно!.. Неужто же опоздаем, однако, к Виельгорским?..
Дни у Пушкиных были расписаны полностью. Наталья Николаевна исправно вела счет визитам и с легкостью находила выход, когда из всех приглашений на раут или бал нужно было выбрать наиболее важное.