Последний грех
Шрифт:
Одевшись, Марк поднялся по лестнице наверх, отпер дверь дома и вышел. Возвращаться сюда он был не намерен.
И действительно, время шло — а тощий учитель хореографии не появлялся. Прождав его почти два дня, Карпыч позвонил Хозяину — доложить о дезертирстве. Выслушав, тот кратко уточнил.
— Ты домой ему звонил?
— Так это… Номер его не знаю. Куда звонить-то?
Хозяин продиктовал семь цифр.
— Если возьмет трубку, надави! Скажи, что на него уже уголовное дело заведено, вот-вот в розыск подадут. Но все ще можно исправить — если вернется, делу хода
— Понял.
— Давай. Отзвонишься потом.
Трубку Марк снял после третьей попытки.
— Але. — Голос у абонента был вялый и немного заторможенный. Но характерная манерность никуда не исчезла.
— Ты где пропадаешь, сукин ты хрен?!
— А, Карпыч. Это ты?! — Нарочито равнодушно промямлил Марк. — Доброе утро. Что ты хотел?
Кроме манерности в сонном голосе Карпыч отчетливо услышал нотки пьяного безразличия. Но церемониться он был не намерен.
— Выебать тебя хотел!
— Ну, Карпыч! — Марк скривился. — У нас так не выражаются. Да и ты, вроде, в наш круг не вхож.
— А мне по хрену: выебу и высушу, как зяблика!
— Интересно, хе-хе. — Марк вяло хохотнул. — Даже не думал.
— Ты чего на работу не выходишь? Пацаны без дела сидят.
— Видишь ли, — Марк взял паузу, тяжело выдохнул. — Я больше не буду работать у вас. Ищите замену.
— Не понял. Какого черта?!
— А… Противно. Не могу я так. Да и вообще…
В трубке раздались короткие гудки и, Карпыч, будто дело в телефоне, недоуменно посмотрел на него. Чертыхнувшись, набрал номер еще раз. Но трубку больше никто не снимал. Осознав бесплодность попыток, Карпыч перезвонил Хозяину.
— Садись в машину и дуй к нему.
— А дальше чего?
— За яйца его и в подвал. В карцере закроешь, пусть оклемается.
— Долго держать-то?
— Нет. Утром дашь аспирин, кефир и пожрать что-нибудь. Как соображать начнет, проведешь воспитательную работу и выпустишь. Пусть работает. Он мне еще нужен.
— Угу. Понял.
— Только без рукоприкладства.
— Что — совсем?!
— Да!
— Ладно. Попробую.
Чертыхаясь, Карпыч уселся в Мерседес и уже через два часа был у дома Шапиро. Сжимая кулак, долго барабанил в дверь, прежде чем пьяный в стельку Марк откроет ее. Дальнейшее было делом техники. Совсем без рукоприкладства, правда, не обошлось. Пьяный хорохорился и пытался оказать сопротивление. Карпычу пришлось погладить его мозолистой ладонью. Танцор обмяк и сразу сдался. По пути он и вовсе заснул, и в таком полупьяном-полусонном состоянии усач перетащил его в карцер. Туда, где было темно и холодно.
Голова хоть и гудела, но, трезвея, Марк начал вспоминать. Увидев стены карцера, окончательно понял — от подземелья ему никуда не деться. Теперь ему нужно жить с этим, как-то приспособиться и адаптироваться в новой ипостаси. Шока уже не было. Ничего, кроме похмелья, не было. Он терзал мозг.
«Я просто стал другим. Не хорошим или плохим, а другим. Злой рок, а я, как и эти мальчишки, пылинка в его происках. Инструмент, лишенный воли. Вернуть, равно, как и изменить ничего уже нельзя. Значит, нужно принимать все, как есть». Стуча зубами на холодной фанере, Марк укреплялся в мыслях: «Я вынужден делать это. Если откажусь — меня уничтожат, сотрут в порошок. Да и мальчиков это не спасет. Найдется кто-то другой, кто поступит еще хуже. Так к чему это самопожертвование?! Я ведь не камикадзе. Нет-нет, если откажусь и себя погублю, и пацанов не уберегу. Просто нужно с ними… мм… помягче что-ли. Первый раз все-таки».
Чудовищная по фальши мысль гранитной глыбой давила душевные терзания. Напрочь убивала их слабый протест.
«Прежде всего, — убеждал Марк себя, — я преподаю этим детям хореографию. А все остальное — издержки. Неизбежные издержки той жизни, которой я живу. Дерьмовой, но все же моей».
Через неделю Карпыч привел к нему другого мальчика. Севу. Слабое сопротивление невольника Марк подавил быстро и без всплесков ненужного гуманизма. Потом был третий… Пацаны ломались, как спички — кто с треском, кто вспыхивая, а кто и сам. План Хозяина претворялся в жизнь. Прежде чем отпустить жертву, Марк ласково гладил ее по голове и обнадеживал: «Не бойся! Ничего дурного в этом нет. Многие делают это, и ты — теперь тоже. Вот увидишь, все будет хорошо».
Мальчишки, как ни странно, верили и вместо ненависти начинали испытывать к Марку смесь влюбленности, обиды и обожания. И, в самом деле, кого еще было обожать этим несчастным детям?! Не грубияна же Карпыча?! Они и обожали Марка. Он стал не просто учителем, он заменил им друга, отца и, как ни чудовищно — первую любовь. Ориентиры, привитые насильником, перекраивали детское сознание.
Глава 8
До Москвы Макса довезла громоздкая грязно-желтая машина — что-то среднее между автобусом и минивэном. На кузове красовалось имя русского чуда автомобилестроения — «Газель». Хотя, что было общего между желтым монстром и быстроногим животным, Макс так и не понял. Машина была жестковата и громыхала на любой маломальской кочке.
Неподалеку от конечной остановки он нашел первый магазин. Карабины, ружья, пистолеты и даже арбалеты. Выбор был солидным. Впрочем, оптимизм быстро закончился. Присмотренный пистолет по цене тоже весьма заманчивой оказался, как собственный локоть, близко да не схватишь. Продавец — низкорослый парень в фирменной рубашке, выслушав покупателя, задал вопрос.
— А разрешение на оружие — с собой?!
— Разрешение?! — Осознавая, что однозначный ответ подразумевает отказ, Макс попытался выкрутиться. — Вы знаете, у меня все это в процессе. Но я хотел бы приобрести оружие сейчас.
Продавец сожалеюще улыбнулся. Разочарование читалось в его глазах: «Я так и думал. Очередная пустышка, только время зря потерял».
— К сожалению, — продавец поправил очки. — Мы не можем продать вам оружие.
— Что, совсем никакого?!
— Ну, почему же?! Газовый баллончик — вы можете купить и без разрешения.
Теперь сожаление проскользнуло уже во взгляде покупателя:
— Если решитесь, обращайтесь. А сейчас, извините, меня ждут другие покупатели.