Последний ход за белой королевой
Шрифт:
Попытаться проскочить в посольство? Уйти на Абамелика? Не имеет смысла, не пустят. Выйти из машины и позвонить? Не дадут.
Я выскочил к Колизею. Хвост опять поменялся, и теперь в боковом зеркале маячило «Пежо».
Раньше хоть можно было заехать к чехам, восточным немцам. Прикрыть все посольства они не смогли бы! Теперь друзей нет.
Интересно, когда им надоест кататься за мной по городу, что они придумают? Устроят небольшую аварию? Это они умеют.
Я вернулся к вокзалу, проехал мимо русского магазина,
И в это момент пришло решение.
Теперь только бы успеть.
Я обогнул серое здание театра Латино, повернул в переулок, у подъезда с табличкой «Только для персонала» въехал на тротуар. Выключил зажигание, схватил кейс, выскочил из машины и нырнул в подъезд.
Главное, чтобы пьеса еще не кончилась.
Сразу за входной дверью начиналась лестница. Возле нее на массивном стуле восседал не менее массивный привратник.
– Пьеса кончилась?
Привратник встал и загородил путь:
– Что хочет синьор?
– Я спрашиваю, кончилась ли пьеса.
Мясистое непроницаемое лице привратника застыло в не предвещающей покладистости улыбке:
– Что хочет синьор?
Я поглядывал на входную дверь и думал, что буду делать, если дверь откроется. И повторил как можно спокойнее:
– Меня интересует, кончилась ли пьеса.
– Не кончилась, не кончилась, – задребезжал голос откуда-то сверху. – Сейчас начнется третий акт.
Я поднял голову и вверху на лестнице увидел даму-критика.
– Торопитесь, вы обязательно должны ее увидеть в третьем акте. Она божественна.
Я гордо продефилировал мимо сразу потускневшего привратника, приложился к ручке дамы-критика:
– Отведите меня к нашей очаровательной.
– Идемте.
Она взяла меня за руку, открыла какую-то дверь, и я оказался в совершенно ином мире, мире театра в момент спектакля. Кто-то куда-то спешил, кто-то, наоборот, всем своим видом выказывал полнейшую безмятежность. Здоровый волосатый парень протащил мимо почему-то красную луну, невесть откуда вынырнувшие две очень молоденькие носатые балерины в пачках чуть не сбили меня с ног.
– Вы так остроумно посадили на место эту фантазерку, – верещала дама-критик. – Вашу шутку про человека, который взорвался на бензоколонке, я рассказываю всем-всем. Вы ведь это придумали? Признайтесь, что это ваша фантазия. Получилось очень остроумно.
– Придумал, – согласился я.
Электра шла навстречу. Она была в ярко-пурпуровой накидке до полу.
«Ночная фея!» – я вспомнил название пьесы.
– Что случилось? Что с вами?
– Мне нужна ваша помощь. Я… Полиция…
На лице актрисы не дрогнул ни один мускул. Она повернулась к идущему следом седому мужчине в полосатой куртке:
– Скажите, дорогой, чтобы задержали начало акта на пару минут.
Потом повернулась ко мне:
– Идемте.
Я поспешил следом. Лестница, коридор, еще лестница, дверь – и мы оказались в ее уборной.
– Я вернусь через час. Здесь вы не должны никого бояться.
Она вынула маленький ключик из двери и вышла, закрыв дверь снаружи.
Я остался один.
76. Самая очаровательная ночная фея
Гримерная великой актрисы оказалась по-домашнему уютной: высокое, до потолка, стенное зеркало, трюмо с тюбиками грима, кисточками, пузырьками, широкая и низкая, не выше колена, кушетка, не прислоненная ни к одной стене, видавший виды секретер, торшер с голубым абажуром.
Я сел в кресло у круглого столика в углу.
«Вроде бы ушел, – думал я. – Что дальше?»
Сначала надо попробовать открыть кейс.
Цифровые замки слева и справа, по шесть цифр и там, и там. Но я знал код.
Я набрал слева дату рождения фельдмаршала – 261000, справа дату его кончины – 240491. Сейф не открылся. Подумав с минуту, я справа набрал дату рождения, слева дату смерти. Тот же результат.
Код был неправильный!
Я стал думать. Без кода открыть сейф в домашних условиях невозможно.
Мольтке. А почему Мольтке? Сейф и статуэтка – вещи совершенно разные. Это Кузякин сказал мне, что они связаны друг с другом. Нет, они не связаны. Они посылались разными людьми.
Уж если люди Нуйомы и использовали чьи-то даты рождения и смерти, то во всяком случае не немецкого фельдмаршала. Они должны были закодировать сейф датами рождения и смерти человека, близкого им по духу. Ленин. Конечно же, Ленин. Я быстро набрал 200470 и 220224. Сейф не открылся. Я поменял цифры местами. Тот же результат.
Кто еще кроме Ленина? Маркс? Энгельс? Кто еще? Троцкий? Че Гевара?
Я стал искать телефон, осмотрел комнату и нашел не сразу: на трюмо, между вазами и кучами брошек, застежек, пряжек белый аппарат был почти незаметен. Звонить отсюда неопасно, они не получат разрешения на прослушивание личного телефона министра. Но я и не собирался звонить в посольство, там телефоны на постоянном прослушивании. Я набрал номер справочной:
– Как я могу позвонить в бюро ООН?
Стандартистка продиктовала номер. Я тут же его набрал.
– Бюро ООН, – ответил мужской голос.
– Вы не могли бы дать мне номер домашнего телефона синьора Читова?
– Да, конечно.
Телефон Читова на записи, но к постоянному прослушиванию подключен вряд ли. Этот разговор они расшифруют только завтра, можно рискнуть. В трубке послышался голос Читова:
– Я вас слушаю.
– Петр Христофорович, вы меня помните? Я Лонов Евгений Николаевич. Я…
– Я вас помню, Евгений Николаевич.
– Мне совершенно срочно надо знать даты рождения и смерти Маркса, Энгельса, Троцкого и Че Гевары. Причем не только год, но день и месяц.