Последний Хранитель Многомирья. Книга первая. Пока цветёт радостецвет
Шрифт:
– Как ожидала Лапочка? – подхватила Фло Габинс и снова подмигнула влюбленному муфлю.
– Ага, – вытолкнул Хомиш из глубины души.
Хомиш вымучил это «ага», но что оставалось делать? Его шкурка снова выдала правду за него.
– Ты смел, малуня. Верь сердцу мамуши. Часометр тикает и всему отмеряет свое время. И давай-ка оставим все эти нерадостные разговоры и соберем побольше чая спокойствия. Он всем сейчас не помешает. Неспокойно вот тут, под нагрудником. И Хранителю наварю.
– Мы видели глифа Хранителя. Когда он опять прилетит, мамуша?
– На праздник,
Хомиш ничего не ответил, но мамуша уже его и не слушала, она уже пела свою любимую песенку радости и виляла юбкой, будто уже танцует:
– Печали нет и страха нет,
Когда цветет радостецвет.
Покроет радость, как эфир,
Весь верхний мир,
Весь нижний мир.
Нет зла, болезней, нет вражды,
Когда в полях цветут цветы…
Хомиш смотрел, как мамуша теперь легко, не по ее годам, перемещается по кухне между добротным обеденным столом, шкафчиками цвета молодой травы и расписным буфетом, на котором птицы и лалани пританцовывали вслед за приободрившейся Фло Габинс.
Ее юбка уходила влево, и она лихо поддевала крышечки пузатых звонких баночек. Ее юбка улетала вправо, и она порхающими движениями доставала и перемешивала листики, цветки, стебли, бутоны, ягоды.
Хомиш обожал наблюдать. Он не впустую глядел, как иные муфли. Он видел. А ты ведь догадался уже, мой дорогой читатель, что глядеть и видеть – не одно и то же.
Муфель Хомиш любил следить за тем, как засыпают радостецветы, как открываются под его внимательным взглядом радостениевода новые растения. Как мамуша готовит свои чаи и записывает самые удачные рецепты в толстую, уже покрывшуюся цветом старости книгу.
Он замечал, что у всего есть свой цвет: у детскости, молодости, старости. У муфлей, растений, глифов, земли.
У рождения, расцвета, умирания.
У мамушиных одежд тоже был свой цвет. Для приготовления завтраков она надевала белый фартук. Для работы с отварами да чаями – зеленый в цветочек. Для праздников у мамуши было особое розовое платье.
И у муфлей свой цвет. Точнее, два
Фиолетовые, сиреневые – это все честные, светлые и добрые муфли, живущие чинно да по муфликовым законам.
А стать бесцветным для муфля страшнее страшного.
Стать бесцветным – это практически значит для муфля то же самое, что и сгинуть.
Хомиш вернулся из своих мыслей, тревога окончательно покинула его сердечко, и он уже хотел пойти в оранжерею, но дверь распахнулась, и в комнату ввалился папуша. Довольный, громкий и грязный. Веточки в охапках зашелестели приветственно, а края мамушиных губ и ушек поднялись вверх.
– Стоит произнести «эль», и Фио здесь как здесь! – вместо приветствия произнесла мамуша.
– Моя Фло варит эль! Ой-ля-ля! – Папуша Фио всегда заполнял собой любое пространство, в котором оказывался. Вот и сейчас он будто не землю и грязь занес на сапогах, штанах и кожаном жилете, а вернул в жилище вместе с предвкушением праздника что-то легкое и игриво посверкивающее, как ночные огоньки. – Флошечка наварит эля? – потер лапы и подкрутил правый ус Фио Габинс, скинул сапоги и прищелкнул языком.
– Заходи шибче, Фио. Будет скоро и эль, – расплылась в улыбке мамуша Фло. – Но! – она подняла указательный палец вверх. – Эль для праздника.
– Эль! – приобнял мамушу Фио. – Расчудесно, Фло! Верно, праздник будет особенным. – Где бы ни заходила речь об эле, папуша Фио всегда появлялся в тот самый момент. Как если бы слово «эль» было каким-то заговорным словом, которое вызывало сразу и папушу. – Фло, моя дорогая! Что за славная моя Фло!
– И даже теперь повторяю – эль для праздника.
– А разве сейчас не праздник? Всегда, когда я вижу свою женушку, для меня это праздник.
Мамуша прыснула, и ее шкурка приобрела розовато-алый оттенок. Она прижала ушки и громко чмокнула папушу в щеку, а Хомиш со спокойным сердцем удалился заниматься всеми теми удивительными цветами и растениями, что обнаружил во время своего путешествия.
Глава 8. Чрезвычайно важная работа
Так странно, мой дорогой читатель, но время в белоземье обычно тянется, как дерево бесконечности без кроны и листвы. Ни конца ни края. Смотришь, смотришь, а его необъятный ствол длится, длится, длится и в высоту, и вширь. Может показаться, что предела у него нет. Ствол нескончаемый, да и только. И грустно от этого и безысходно.
Но зато в пору цветолетья время прошмыгнет мимо – и не заметишь. День за днем пролетают, как самая быстрая норна. Ты скажешь, что так обстоят дела не только в Многомирье, но и в мире людей? И будешь прав.
Цветолетье – время быстрой радости, ярких снов и самого любимого муфликового торжества. Любимого и главного.
Рано утром мамуши суетились и пытались растолкать домочадцев на работу. Но когда уже близится праздник Большой Радости и воцарения вечного мира, к муфлям прилетают особенно яркие бабочки снов. Те, что приносят на крыльях радужные переливы. Каждый муфель любит их.