Последний Хранитель
Шрифт:
– Она не докладывает нам, – напомнил полковник.
– Да я не при делах, начальник, – клятвенно проговорил Кеша. – И чего, как в кого-то стреляют, вы ко мне. Я срок оттянул восьмерик, и всё, поставил крест на этом. Тут базар пошел, что Царя кончили. Адвокат собирается поднять шум и написать в прокуратуру…
– Закрой рот, Кеша, – оборвал его один из мужчин в штатском. – Ты лучше помоги нам. Например, узнай…
– Стукачом не был и не буду, – заявил Кеша. – А насчет того, кто мог это сделать, так тут желающих полно, – усмехнулся он. – Не знаю, чем она им так насолила, но завалить её хотят многие. А насчет Царя в натуре или параша?
– В натуре, – кивнул опер. – Только он сам в петлю влез. Совесть замучила. Убрал всех, кто к делу отношение имел. Одного, кстати, ты знаешь, Перова. Его траванули, и он через полтора часа в ящик сыграл. Так что, смотри, Кеша, как бы и тебе чего не подсыпали. В общем, захочешь жить, придешь, – подмигнул оперативник.
– Я подумаю, – пробормотал Иннокентий. – Кто же мог такую кашу заварить и кровушкой ее полить? – задумался он. – Значит, траванули Перова. С кем он в последнее время работал? – попытался вспомнить Кеша. Посмотрел на севших в машину оперативников и тяжело вздохнул: – Если бы шмон устроили, нашли бы и «вольво», и наркоту. И все, Кеша, сидеть бы тебе пятерик, самое малое. Менты знали, что у меня ствол, но не тронули. Кто же так сработал? Всех, кто знал, угрохали. Надо будет выяснить, – решил он.
– Понятно, – довольно потер руки Лев Яковлевич. – Значит, она все-таки решила посетить Колыму. Ну, госпожа Березова, оттуда ты уж точно не вернешься. Надо позвонить Арову. У него там свой интерес и, разумеется, свои люди. Да и грузинские киллеры там. Правда, у них задача другая, но, я думаю, они изменят мнение о цели, если узнают, кто туда едет.
– Значит, на Колыме ничего не происходит? – сладко потянувшись, проговорил лежавший на кровати седоволосый пожилой мужчина.
– Нет, товарищ генерал, – ответил здоровенный детина в форме с погонами старшины КГБ.
– Вот что, Медведь, – вздохнув, пробормотал генерал. – Если только что-то начнется, немедленно доложи. В любое время.
– Так точно! – вытянувшись, гаркнул тот.
– Да не ори ты так, оглашенный, – сердито проговорила пожилая женщина. – Он от твоего рыка помрет.
– Не могу я пока умереть, Пелагея Андреевна, – прошептал генерал. – Грехи земные, видно, не отпускают. И если смогу, исправлю кое-что в жизни последнего Хранителя. Ведь в том, что он один остался, и моя вина есть. Просто не знал я о капитане. А он тогда и не был капитаном. Убили бы и его. А я знаешь, о чем подумал, Прохор? – вздохнув, негромко проговорил он. – Ведь хорошие, настоящие люди были отец и сын. Они мучительно и долго умирали, но не открыли тайны. А ведь знали ее, но, видно, старший сын отца-Хранителя просто пожалел младшего брата, ничего ему не сообщил. Где Марина?
– Не могу знать, товарищ генерал, – отчеканил Медведь.
Генерал слабо улыбнулся.
– Я поражаюсь тебе, старшина, – качнул он головой. – Сколько лет ты со мной, а форму не снял, неужели не надоело тебе меня, вонючего старика, постоянно переворачивать, мыть, массаж от пролежней делать…
– А мне, товарищ генерал, батяня приказал, – вздохнул Прохор. – Ведь вы тогда его от верной смерти спасли, а потом и от лагеря отмазали…
– Твой отец был настоящим солдатом, и поэтому я не позволил несправедливости восторжествовать. Ведь все знали, кто добровольно в плен сдавался или во власовцы уходил, а кто в разведку. Те, что в концлагерях сидели, те не предавали родину, они за нее и там воевали. А при возвращении – в лагерь. А что с ними в лагерях делали? Скольких великих полководцев перед войной в лагерях сгноили? Хорошо еще некоторых освободили. А вот Сталин своего сына предал. Не обменял его на Паулюса. Я фельдмаршалов на солдат не меняю, – вспомнил он. – Многие восхищались этими словами, но именно тогда каждый понял, что если Сталин сына не вытащил, то остальные для него просто материал, который списать в любое время можно. Я в свое время много ужасного совершил. По службе, для родины – это еще можно понять. Но и ради себя, ради выгоды своей немало подлого сделал, крови безвинных реки пролил. И вот один остался, – слабо улыбнулся он. – Видно, чтобы грехи свои понять и прочувствовать. И что удивительно, Прохор, в Бога верить начал. Ну, не то чтобы стопроцентно, как в родину и присягу, но тем не менее поминать начал господа Бога. И вроде легчает иногда. Очень мне хочется правду узнать, настоящую, – вздохнул генерал. – Наверное, потому меня господь Бог и держит на этом свете. Но как передать последнему Хранителю часть той правды? А ведь ежели помру, так никто ничего и не узнает. Ладно, – вздохнул генерал. – Решение есть, но уверенности в его правильности нету.
– Лекарство пора пить, ваше величество, – иронически проговорила вошедшая снова Пелагея.
– Вот кому я не рад, это точно, – вздохнул генерал.
– Вячеслав звонил, – делая ему укол, сообщила та. – Он в Японии сейчас.
– Значит, зря я ему говорил про это, – прошептал генерал. – Старший сын Семен погиб в Чечне, как герой погиб, – кивнул он. – А вот Славка подлецом растет. Все уговаривает тебя к нему телохранителем пойти. И деньги большие обещает.
– Извините, товарищ генерал, – сухо заговорил Медведь, – но я не скотина и не собака сторожевая. Я вам служить буду. Ну, а как время придет, похороню по правилам, с салютом, а дальше думать буду, что делать и как жить. Если запутаюсь, Дашка подскажет. И как она меня, такого дуралея, держит? Ведь врач, диплом имеет. Уважением пользуется и деньги неплохие получает. Сына мне родила, Кольку, и со мной ласкова и нежна, и не возражает, что я тут с вами постоянно…
– Скоро всё ваше будет, – вздохнул генерал. – И не сметь возражать, старшина, – неожиданно резко приказал он.
Медведь, вздрогнув, вытянулся по стойке смирно.
– Что за война, а не стреляют? – вошла в комнату молодая симпатичная русоволосая женщина. – А у вас, Арсений Федотыч, командирский голос прорезался? – засмеялась она и, прижав пальцами запястье, начала проверять пульс. Качнула головой. – Давление померяем, – решила она.
– Скоро я предстану перед небесами, где выбор будут делать: в ад или в рай меня поместить, – усмехнулся генерал.
– Помолчите, – сердито прикрикнула она на него.
– Есть, товарищ доктор, – прошептал тот и подмигнул Прохору.
– Странно, – качнула головой Дарья. – Но вам значительно лучше. И давление вполне допустимо, и глаза ожили. Я могу узнать, что тут произошло? – строго спросила она и посмотрела на мужа.
– Не могу знать, доктор, – пожал плечами тот. – Укол, как всегда, по времени, и таблетки, и всё. А! – кивнул он. – Вспоминал генерал о Хранителе, и всё решение огласить хочет. Может, поэтому и полегчало.
– Вполне возможно, – посмотрела на генерала Даша. – Сейчас будем обедать, – оповестила она мужчин.
Магадан
– В общем, на тебе они будут, – кивнул Ларионов крепкому, с узкими глазами мужчине лет тридцати пяти. – Я встречу их, размещу, а дальше твоя работа. И возьми парней для охраны. Понял, Фома?
– Так точно, – кивнул тот. – Все понятно. А что, серьезные люди?
– Очень серьезные, – заверил его Ларионов. – Узнаешь – удивишься.
– Ну это ты загнул, – усмехнулся Фома. – Я в пятнадцать лет удивляться перестал, когда первый раз с женщиной переспал, – подмигнул он. – И теперь меня хрен чем удивишь, – усмехнулся он.
– Ты Хранителя давно видел? – поинтересовался Ларионов. – А то что-то уже неделю от него ни слуху ни духу. Странно, – качнул он головой. – И в тайге его не видели. Так что ты…
– Баба его какая-то ищет, – перебил его Фома. – Зовут Алла, а больше ничего не знаю.
– Откуда про Аллу узнал? – спросил Ларионов.