Последний инка
Шрифт:
Только девять солдат отказались идти дальше.
Кортес, высадившись на мексиканских берегах, сжег все корабли. Его войско волей-неволей вынуждено было идти вперед, к столице Мексики, пути назад были отрезаны бесповоротно.
Писарро кораблей не сжигал. Напротив, он широко распахнул ворота в тыл и избавился от нерешительных, трусливых и слабых бойцов. Оба вожака конкисты, приняв, казалось бы, столь разные решения, добились одинакового результата: они сплотили свои банды, их цель стала целью каждого участника похода.
До поры до времени Писарро скрывал свои истинные намерения. Когда к Писарро явился посол
ТРАГЕДИЯ В КАХАМАЛКЕ
Кахамалка лежала высоко в горах, и дорога к ней вела через узкие горные проходы. В этих расселинах сотня храбрых бойцов могла преградить путь целой армии и от волчьей писарровской стаи не осталось бы и следа, если бы Атауальпа обладал прозорливостью и энергией своего прадеда Пачакути.
Нигде испанцы не встречали ни малейшего сопротивления, местные жители при виде закованных в железо всадников обращались в бегство. В ужас их приводили не бледнолицые люди, а невиданные звери с густой гривой.
Эти исчадия злого заморского духа, словно вихрь, мчались по горным дорогам, их пасти сочились пеной, их лапы высекали из камня огонь. Даже пумы и ягуары в сравнении с ними казались кроткими и безобидными созданиями. Всадники без труда догоняли беглецов, раздевали их до нитки, но особого зла не причиняли.
В трех днях пути от Кахамалки самый свирепый из братьев Писарро, Эрнандо, захватил одного из таких беглецов и потребовал, чтобы он сказал ему, где именно сейчас находится инка.
Пленник отказался отвечать, и тогда Эрнандо велел его пытать. Бедняга долго отпирался, но в конце концов признался, что Атауальпа находится в одном укрепленном городке, к югу от Кахамалки, и что с ним пятидесятитысячное войско.
Получив от брата эти сведениям, Писарро двинулся к Каха-малке.
Послам Писарро заявил, что он друг инки и идет в стан Атау-алыты с мирными намерениями.
Испанцы перевалили через высокий хребет и начали спуск в широкую долину Кахамалки. По пути Писарро дважды принял посольство Атауальпы.
Белый город лежал у подножия мрачной гряды утесов. Ниже города к небу поднимались белые столбы пара – там из сокровенных андийских недр ключом били горячие воды. Вся эта картина выглядела бы весьма отрадно, если бы в нее не вписывались детали крайне тревожного свойства. У источников, за источниками и над источниками виднелись боевые шатры Атауальпы. «Мы, – писал один из спутников Писарро, – преисполнились удивления, когда убедились, сколь крепкую позицию заняли индейцы. До сего дня никто из нас не видел такого множества шатров и при этом расположенных столь удачно. Замешательство, даже страх закрались в сердца самых отважных из нас. Но уже поздно было отступать: при малейшем признаке нашей слабости индейцы поднялись бы на нас. Хладнокровно осмотрев местность, мы приготовились к вступлению в Кахамалку».
Под вечер 15 ноября 1532 года Писарро вошел в Кахамалку. Тут же он отправил к Атауальпе посольство во главе со своим братом Эрнандо.
Атауальпа
Во дворе теснились царедворцы и слуги. Атауальпа сидел на низком троне, голова его повязана была пурпурной лентой – знаком царского достоинства. Эта лента – называлась она «льяуту» – стягивала жесткие черные волосы инки, спереди коротко подстриженные, сзади забранные на затылок. Уши инки были оттянуты почти до плеч огромными, величиной с блюдце, золотыми серьгами. И длинные уши, и увесистые золотые серьги были знаком принадлежности к роду инков. Все принцы крови, ближайшие родичи Атауальпы, обладали такими ушами и такими серьгами. Царством Тауантинсуйю правила каста длинноухих.
Свита безмолвствовала. Первое слово всегда принадлежало инке, и только инке. И пока оно не произнесено, все уста должны быть на замке.
Его особа священна. Любой смертный, посягнувший на личную посуду инки – а ест он только на чистом золоте и чистом серебре, – предается жестокой казни.
Все одежды и вся утварь инки ежегодно обновляются, все старые платья сжигаются.
Инка не только правитель четырех соединенных стран – он бог во плоти, его воля, его слово – закон. Он выше всех людей на свете. Ему принадлежат все – земли и воды, леса и горы, рудники и дороги.
Бородатые пришельцы, видимо, этого еще не знают…
Эрнандо Писарро, не сходя с коня, поклонился Атауальпе. «Молва о могуществе инки и его победах, – сказал Эрнандо, – привлекла в страну его подданных великого государя, который царствует далеко за морем. Мы, – добавил Эрнандо, – пришли, чтобы предложить инке свои услуги и ознакомить его с учением Христа». От имени своего брата Эрнандо пригласил Атауальпу в испанский лагерь.
Речь Эрнандо Атауальпе переводил тауантинсуец-толмач, прозванный испанцами Фелипильо, отъявленный негодяй, которому суждено было сыграть роковую роль в судьбе инки.
Атауальпа невозмутимо выслушал Фелипильо и не ответил ему ни слова.
Инка молчал, молчали его приближенные. Только спустя несколько минут один из сановников Атауальпы тихо проговорил:
– Хорошо.
Тогда Эрнандо, которого трудно было смутить чем бы то ни было, потребовал, чтобы сам инка дал ему определенный ответ. Атауальпа кисло улыбнулся.
– Объяви твоему предводителю, что сегодня у меня пост. Утром я приду к нему со своими людьми, а пока располагайтесь на ночлег в домах, что на городской площади, а других помещений не занимайте. Когда я явлюсь, я укажу, что делать.
Один испанский рыцарь прогарцевал перед инкой на горячем коне. И всадник, и конь творили чудеса. Зрители же пришли в ужас от цирковых номеров смелого наездника.
Атауальпа, однако, и глазом не моргнул. Впоследствии спутники Писарро утверждали, будто Атауальпа велел казнить тех воинов, которые открыто выразили страх перед гарцующим всадником.
Когда Эрнандо возвратился в Кахамалку, там немедленно созвали военный совет.
Всем ясно было: сражаться с пятидесятитысячной армией инки в открытом поле нельзя. Бежать? Но куда? До моря много дней пути, вокруг горы, пропасти, ущелья, за плечами – все войско Ата-уальпы.