Последний инка
Шрифт:
Новоиспеченный маркиз, не слишком полагаясь на Хуана и Гон-сало, отправил в Куско Эрнандо, поручив ему и заботы о Манко.
Хотя Эрнандо вряд ли относился к инке мягче, чем все его братья, но он выпустил знатную птицу из клетки. Инка ловко обманул его, играя на чувствительной писарровской струнке – неудержимой страсти к золоту. Манко под строжайшим секретом сообщил Эрнандо, будто в горах неподалеку от Куско зарыта огромная золотая статуя его отца Уайна-Капака.
Место это, сказал инка, знает-де только он, и если бы его на денек-другой отпустили, то он доставил бы статую в Куско.
Эрнандо
Вне себя от досады, Эрнандо отправил Хуана на розыски инки и дал ему шестьдесят бойцов. Хуан пустился по северной тауан-тинсуйской дороге. Близ Юкая, загородной резиденции инков, он встретил двух испанцев – спутников Манко.
– Не ищите ветра в поле, – сказали они, – инка ушел в горы. Нас он отпустил с миром, но всем испанцам объявил войну и сейчас готовится к походу на Куско.
Хуан со своей командой прошел дальше, но на берегах одной небольшой речки путь ему преградило войско инки.
Во всех прежних битвах испанцы всегда нападали, перуанцы всегда оборонялись. Но на этот раз первыми бросились в бой воины Манко.
На испанцев стеной шла могучая рать. Бойцы Манко пустили в ход копья с бронзовыми наконечниками, бронзовые секиры и тяжелые дубины из дерева, твердого как сталь.
И странная вещь: ни стрелы, пущенные из арбалетов, ни пули не наносили тауантинсуйцам заметного урона. Да, даже пуля не пробивала их панцирей из стеганой хлопчатой ткани. Стрелы отскакивали от деревянных щитов, обтянутых толстой кожей, от бронзовых шлемов. Впрочем, это были, пожалуй, даже не шлемы, а жуткие маски. Головы кондоров с хищными бронзовыми клювами, ягуарьи морды, зубастые хари невиданных зверей сидели на плечах тауантинсуйских воинов, свирепых, дерзких и отважных.
Правда, железной испанской коннице удалось отразить этот бешеный натиск. Войско инки отступило. Отступило, сохраняя боевой порядок, осыпая стрелами всадников и пехотинцев Хуана Писарро.
В висячих садах Юкая Хуан отпраздновал победу. Пир затянулся до рассвета. Когда же солнце вышло из-за гор, испанцам открылось зрелище, вид которого мгновенно отрезвил хмельные головы. Из всех ущелий ползло в долину Урубамбы войско Манко. Медленно и неотвратимо шли на Юкай копьеносцы и лучники инки. Сверкала полированная бронза шлемов, искрились медные наконечники дротиков и копий, золотистая пыль клубилась над горными проходами, откуда сочились все новые полчища тауантинсуйцев.
И испанцы дрогнули. Хуан отступил к Куско. Манко мог отрезать испанцам дорогу к столице, но он не стал их преследовать, и отряд Хуана спокойно вошел в город.
У коменданта Куско Эрнандо Писарро было двести испанских солдат и около тысячи воинов-индейцев.
Сколько людей привел с собой Манко, никто не знал. Во всяком случае их было очень много.
И в начале февраля 1536 года это многотысячное войско со всех сторон обложило Куско.
В первый же вечер осады тысячи огней вспыхнули на склонах гор. У стен Саксауамана запылали бивачные костры.
У Манко не было, разумеется, пушек, а без артиллерии штурмовать твердыни Куско – дело трудное. Если не безнадежное. Но в Куско каменные стены домов венчались соломенными кровлями, и поэтому в город ничего не стоило подпустить «красного петуха».
Манко приказал метать в эти кровли стрелы с пучками горящей пакли. Здесь и там занялись зловещие огни, крепкий ветер раздувал пламя, и пожар быстро охватил весь город.
Испанцы теснились на главной площади. Вокруг горели дворцы и храмы, с неба сыпались на мостовую раскаленные головешки, горячий ветер гулял по площади, горький дым спирал дыхание, огненные языки все ближе подбирались к испанскому лагерю. У коновязей, храпя, метались лошади.
Братья Писарро затворились в самом «несгораемом» здании – старинном дворце инки Виракочи, но в ночь первого штурма дворец этот трижды загорался, и трижды братья гасили пламя.
Тауантинсуйские боги спасли от огня развалины Кориканчи и убежище Дев Солнца, но от всех остальных дворцов остались лишь одни обожженные стены.
Сгорела половина домов Куско, в огне погибло множество мирных жителей.
Саксауаман оказался в руках Манко и стал его штаб-квартирой. Таким образом, мятежники сидели за каменными стенами, а осажденные топтались на открытом месте.
Со скоростью лесного пожара весть об осаде Куско разнеслась по всей перуанской земле.
Красные шнуры войны гонцы Манко доставили в холодные долины Кольясуйю и в далекие горные селения центрального нагорья.
И на испанских захватчиков поднялась вся страна. В огненном кольце оказалась столица Новой Кастилии Лима, и маркиз Писарро с трудом отразил натиск повстанцев. Огненный шквал прокатился по всему побережью. Тауантинсуйсцы присоединялись к мятежному войску, опустошали плантации, жгли дома своих ненавистных хозяев.
К несчастью, очаги этого всенародного восстания были между собой связаны очень слабо.
Каждый отряд повстанцев действовал на свой страх и риск, попав в беду, погибал, не получая помощи от соседа. Инкская почта, которая еще недавно, во времена Уайна-Капака, работала ретиво и безотказно, совершенно расстроилась за три года испанского владычества, и далеко не все приказы Манко доходили по назначению.
И, кроме того, пропасть, которая в годы братоубийственной войны разделила север и юг тауантинсуйского царства, по-прежнему рассекала эту несчастную страну. Многие северные племена не только не поддерживали Манко, но и сражались против него, помогая испанцам.
Сеньор маркиз все это хорошо знал и в ожидании лучших времен отсиживался за частоколами Лимы. Но и он пал духом.
В Панаму и Гватемалу послал он гонцов – просил помощи у своего недавнего соперника Педро Альварадо, готов был отдать ему полцарства за полсотни лихих сабель.
Испанцам же, запертым в Куско, казалось, что наступило светопреставление. И, яростно отбиваясь от воинов Манко, они всей душой рвались к спасительному морю, подальше от хмурых Анд, поближе к полузабытой и теперь столь желанной Испании.