Последний интегратор
Шрифт:
* * *
Пёс поднимался по ступеням. Я засунул ялк в карман и на четвереньках поднимался за псом. Где-то в вышине горел свет. В пятне света виднелись неясные фигуры. Пёс вошёл в свет и на время полностью закрыл его. Потом свет снова загорелся, а пса уже не было.
Я увидел сверху люк, а в люке -- наклонившегося Гурова. Он протягивал мне руку. Я взялся за руку, и он легко вытянул меня из подземного хода на поверхность. Я упал на землю, на дощатый пол и лежал, не в силах унять стучащие
Я поднял голову. Небо было тёмное, по нему быстро плыли чёрные тучи, на ходу меняя очертания. Дождь и град прекратились.
Со всех сторон были брёвна, доски, стены. С одной стороны была распахнутая дверь, за которой горел свет. Мы находились не в самом доме, а во внутреннем дворике с деревянным настилом. Но я чувствовал тепло, как будто был не на открытом воздухе, а в комнате.
Возле люка стояли четверо. Первым был безымянный пёс. Второй -- Гуров, который опирался на посох, полностью украшенный узорами. Двое других были дети. Кхандский мальчик лет четырнадцати с серебристыми волосами, голубыми глазами и усиками над верхней губой. Рядом с ним -- девочка лет пяти с такими же серебристыми волосами и голубыми глазами, которая обеими ладонями держала деревянный шар. Шар светился, как ялк. Это и был ялк. Ещё один ялк. Он освещал весь дворик. В его свете были отчётливо видны каждая неровность, каждый сучок, каждый заусенец на досках.
Гуров был одет в старомодный костюм, ботинок на нём не было. Деревянная ступня на правой ноге не отличалась от живой ступни на левой. Мальчик был одет в длинную светлую рубаху навыпуск и штаны. Девочка -- в светлую рубаху почти до пола. И мальчик, и девочка тоже были босиком.
Я попробовал встать, но опять упал. Гуров сделал шаг вперёд и снова протянул мне руку. Я встал с его помощью.
– - Почему же вы, Иван, свитер не надели?
– - спросил Гуров.
– - Такой холод!
– - Холод, -- только и сказал я.
Пёс во всю пасть зевнул и щёлкнул зубами.
– - Кирилл Семёнович...
– - сказал я и поправился: -- Семён Кириллович... Я пришёл, чтобы вас предупредить. Это заговор. Выселение. Кхандов хотят выселить на север.
Гуров промолчал.
– - Всех кхандов хотят выселить на север, -- сказал я.
– - В городе -- помощник первого консула. Он всем управляет. Все его слушаются. Они хотят выселить всех кхандов на север.
Гуров промолчал. Я подумал, что он меня не понимает, и ещё раз сказал:
– - Всех кхандов хотят выселить на север!
– - Кханды и так живут на севере, -- сказал мальчик.
Я поразился, что мне ответил не Гуров, а этот мальчик. Кто этот мальчик? Ещё один его внук? Почему он мне отвечает?
– - Семён Кириллович, -- сказал я.
– - Вас всех хотят выселить на север. Вывезут на поездах. Будут держать в каком-то лагере, под охраной. Это даже не выселение! Это уничтожение!
Я нашёл нужное слово.
– - Уничтожение!
– - повторил я.
– -
– - Кхандов нельзя уничтожить, -- сказал мальчик.
Я даже не смотрел в его сторону, я смотрел только на Гурова.
– - Уничтожить!
– - сказал я.
– - Кханды бессмертны, -- сказал мальчик.
Гуров стукнул посохом в доски настила.
В тучах прямо над нашими головами появился огромный просвет, как будто ткань разрезали ножницами. В просвете показалось летнее предутреннее бледное небо.
– - Ведь нужно что-то делать!
– - сказал я.
– - Надо спасать людей!.. Скоро всё начнётся!..
Гуров продолжал молчать, а мальчик сказал:
– - Скоро всё закончится, Ваня. Всё уже закончилось.
Я смотрел на него в недоумении. Он не отводил своих голубых глаз. Его глаза были на одном уровне с моими. Он был моего роста. Точнее, я был его роста, а Гуров возвышался над нами, детьми, как взрослый.
Девочка приблизилась ко мне и подняла шар к моим глазам. Шар так сверкал, что ослепил меня. В виски как будто вонзилась длинная игла. Я зажмурился от боли. Голова кружилась, перед глазами поплыла серая муть.
Я приоткрыл веки и посмотрел на шар. Узоры на шаре расплылись. Они как будто шевелились, перемещались. Они как будто ожили.
Я ещё приоткрыл глаза. Шар был не деревянный. Узоры были не узоры. Это были плотно сжатые между собой капли густой жидкости. Капли двигались, сливались из нескольких в одну, из одной разделялись на многие, исчезали в глубине и снова появлялись на поверхности. Шар состоял из капель. Шар и был скопищем капель. Он лежал в ладонях девочки и в то же время он был огромен, беспределен. Он занимал всё пространство.
Шар ещё увеличился, как под микроскопом, и я увидел, что каждая капля -- это человеческое тело. Я видел сотни, тысячи, миллионы голых тел. Они составляли шар, это огромное тело.
Одно тело с края тянулось от шара. Оно пыталось вырваться. Но оно кожей было соединено с другими телами, со всем шаром. Тело тянулось, кричало и плакало. Плач и крик распространились на все остальные тела. Теперь все тела кричали и плакали.
Я закричал, как будто сам почувствовал эту боль. Я сжал ладонь в кулак, размахнулся и сверху ударил по шару в руках девочки.
Шар взорвался каплями...
* * *
В комнате было светло. Вот только непонятно было, откуда струился свет. Все вещи в комнате были сделаны из дерева и украшены узорами. С потолка на нитках свисали деревянные птицы с узорчатыми крыльями и хвостами. Пахло стружками, смолой, сушёными травами, ягодами, ещё чем-то летним.
Гуров держал в руках небольшой кусок дерева размером с ладонь. Он взял свой нож -- длинная рукоятка и короткий клинок -- и провёл по поверхности дерева неровную линию. Он вырезал на дереве узоры и не смотрел в мою сторону.