Последний Исход
Шрифт:
Огонь достиг лаза и теперь медленно наполнял проход дымом. Арлинг не знал, что заставляло его ползти вперед: солукрай, любовь к Магде, остатки ясного корня или все вместе. Едкий дым выжимал из слепых глаз слезы, а ноги беспомощно волочились по каменному полу, отзываясь на каждое столкновение с неровностями острой, режущей болью в теле.
Боль кусала, дробила и обжигала, заставляя сердце замирать в предвкушении последнего момента. Арлинг сосредоточился на ней, продолжая механически переставлять локти. Боль помогала ползти. Она то разрывала его острыми щипцами, то подобно собаке вцеплялась во внутренности, то
Арлингу казалось, что его догнал оживший Нехебкай и теперь медленно погружал в его ноги острые клыки, цепляясь зубами за кости и сухожилия. С каждым салем боль поднималась выше, вот она уже пенилась в животе и угрожала разорвать грудную клетку, чтобы выбраться наружу. Регарди боролся с ней, как мог, но она неистовствовала, взрывая его голову пронзительными вспышками света.
Глухие, тяжелые удары барабанов в сердце и звонкие трели барабанчиков в голове чередовались минутами гробовой тишины, когда он не слышал даже собственного дыхания. Арлинг замирал, и боль замирала вместе с ним, он начинал ползти, и она ползла следом, он приподнимался на локтях, и она следовала за ним неразлучной спутницей жизни.
Нехебкаю надоело грызть его кости, и он принялся отрывать ему ноги, заставляя Регарди до крови вдавливать в камень пальцы. В воздухе давно не осталось запаха дыма – пахло первой травой и свежим снегом, но Арлинг остановился, опустив лицо на дрожащие руки.
Давай, Магда, забирай меня скорее. Я не могу больше. Больно повсюду. Страшно больно. Холодно. Непреодолимая боль внутри, снаружи, вокруг.
Он ошибся. Нехебкай повредил ему не только ноги – он сломал его всего.
Магда не приходила. Она ждала его там, снаружи проклятого тоннеля. Фадуна не знала, что он застрял и не мог больше ползти. Лихорадка подступала тошнотворными волнами, а он был совершенно один в узком тесном лазу умершего бога. Каменная мощь Гургарана давила со всех сторон. Лаз сузился настолько, что Арлинг едва мог протиснуть плечи. Грудь беспомощно вздымалась, пытаясь втолкнуть в себя воздух, а каменные тиски становились все уже. Он закричал, но звук собственного голоса только напугал, вызвав панику в охваченном болью теле.
Между тем, конец пути был близко. Арлинг слышал завывание ветра, шорох ледяных крупинок и стоны камня под ударами бури. Запах снега, как боль, стал почти нестерпимым. Изо рта вырывался пар, оседающий инеем на коже, но холода он не чувствовал – его трясло от пожара, бушующего по всему телу. Где-то рядом свирепствовал снежный ураган. Как на родине, в далекой Согдарии… Зимой драганы никогда не убивали. Почему-то вспомнился Канцлер, который до сих пор искал своего ослепшего сына. Наверное, сейчас он уже был совсем старым.
Нужно непременно выбраться из этой каменной кишки, со злостью подумал Регарди и вогнал себе под ноготь острый камешек. Это называлось подавление боли болью. Иман рассказывал им об этом в школе, но у Арлинга еще не было случая попробовать способ на деле.
Помогло. Регарди подтянулся и не нашел под пальцами привычного камня.
– Магда, – позвал он и вывалился в сугроб.
А потом его схватили знакомые руки и потянули из ледяного убежища на острые осколки камней. Магда плюхнулась рядом и, неловко обхватив его поломанное тело, тихонько
– Отпускаю, – прошептал иман, и его голос утонул в снежном вихре вместе с остальным миром.
***
– Эй, тут человек!
– Девчонка?
– Нет, кажется, кто-то из наших. Проклятый снег, ничего не видно!
Топот ног и звук осыпающихся камней едва слышались сквозь рев бури. К нему спускались. Чужаки говорили на родном, давно забытом языке и пахли драганами.
– Что там у вас? – новый голос говорил о прошлом, от которого Регарди так и не смог убежать. Даже здесь, в Гургаране, на краю мира, Даррен сумел отыскать его.
– Взгляните, викор, – кто-то подошел к нему, и Арлингу стало холоднее. – Откуда он вообще взялся? Похож на мертвеца.
– Каргал какой-нибудь, – прошипел Даррен. – Только зря время здесь тратим. Пойдемте, нужно осмотреть еще западное ущелье. О… Великий Амирон!
Монтеро поперхнулся, словно ему в рот залетел ком снега. Может, так оно и было. Буря усиливалась.
– Что там? Труп?
– Нет! – прорычал Даррен и, подбежав к Арлингу, рухнул рядом, повторив движения Магды, которая улетела с ветром, оставив его попрощаться с другом.
Темнота подступила ненадолго. Регарди очнулся от того, что кто-то ласково гладил его по щеке. Было приятно, но, увы, это была не Магда. Альмас наклонилась, обдав его теплым запахом солнечных апельсинов и корицы, столь необычным в заснеженном мире гор и ветра.
– Ты не умер, – сказала Альмас и тут же повторила снова. – Ты не умер. Не умер. Как странно найти тебя тогда, когда мы потеряли Видящую. Это подарок добрых богов!
«Ты ошибаешься, Альмас, все боги умерли, и хорошие, и плохие», – хотел было сказать ей Арлинг, но тут Даррен взял его за руку, и Регарди окончательно запутался. Альмас Пир и Даррен Монтеро не могли быть вместе, как хищник не мог находиться рядом с жертвой, не охотясь на нее. Впрочем, интуиция подсказывала, что Альмас ничто не угрожало.
– Арлинг, – позвал его Даррен, – ты ведь слышишь меня? Кивни, а то мне кажется, что я разговариваю с трупом.
– Он жив! – уверенно заявила Альмас, и Арлинг кивнул, прислушиваясь к ощущениям в теле. Казалось, что ему отрезали голову, а все остальное сожгли за ненадобностью. Руки, ноги, грудь, живот – все чувствовалось, как будто издалека, не из этого мира.
– Мне так много нужно сказать тебе, – прошептал Даррен. – И я боюсь, что не успею.
– Я еще не умер, – ответил Арлинг больше для того, чтобы слышать звук собственного голоса.
– Я не о том, – помотал головой Монтеро. – Хотя мои лекари считают, что до утра ты не протянешь. У тебя сильное отравление, и ноги ты где-то умудрился сломать так, словно их тисками передавило. Черт, Арлинг, почему я встречаю тебя только на пороге смерти?
– Тише, тише, – Альмас ласково коснулась плеча Даррена, и у Регарди возникло нехорошее чувство, словно он подглядывал за влюбленными. Это был бред, так как подсматривать он не мог, а считать Альмас и Даррена влюбленными было все равно, что… Арлинг резко остановил ход мыслей, потому что в тело начала возвращаться боль. Плохие лекари были у Монтеро. Он чувствовал на языке привкус трествольника, но в его случае нужны были наркотики посильнее.