Последний Исход
Шрифт:
– Я пришел сам, добровольно, – наконец, обрел дар речи Арлинг. – Ты хотел, чтобы хранитель солукрая попал в твой город, и вот я здесь. Если объяснишь, что тебе нужно, я готов сотрудничать.
– О, это прекрасно! – воскликнул Негус. – Сегодня свершится история: мы закончим Септорию Второго Исхода. Место, куда тебя привели – последние врата Нехебкая, которые открыли Видящие. Здесь все дышит магией, это божественная земля. У нас нет болезней и голода, наши сокровищницы переполнены, а изобретения наших мудрецов – тех самых серкетов, которых изгнали из Сикелии – поразят скудные умы человечества, если станут известны миру. Но мы не готовы ими делиться. Это город избранных, рай, который ты, Арлинг, увы, не познаешь. В эту ночь ты станешь свидетелем
Арлинг слушал Абира и не верил ему. Нельзя вернуть к жизни того, кто умер. Но вдруг ему неожиданно вспомнился Калим, старый канатоходец, которого он как-то встретил в балидетской тюрьме. От него он впервые услышал о Джаль-Баракате. Кучеяр рассказал ему историю своей жизни, но важным в ней было лишь то, что Джаль-Бараката действительно уже убивали. Калим отравил его, однако через пару месяцев тот вернулся живым и невредимым и из мести отрезал канатоходцу ноги. Возможно, слова Абира были не такими лживыми.
– Знаешь, кто первый пустил в себя бога?
Арлинг покачал головой. То, что Абир говорил, было ему выгодно. Он надеялся, что, увлеченный монологом, Подобный не заметит его попыток побороть дурман в голове и освободиться.
– Махди. Учитель Тигра Санагора. Тот, кто написал Великую Книгу и был первым хранителем солукрая. Четырнадцатый Негус заманил его в ловушку и привел в город Нехебкая. Но Махди хоть и был великим мудрецом, имел слабое тело. Он не смог удержать в себе бога и быстро погиб. Однако во время ритуала мы воскресили десять слуг Нехебкая, в том числе, Джаль-Бараката. Кстати, Тигр оказался хитрее своего учителя. Он долго и умело скрывался от нас, но, когда я узнал, что иман выбрал тебя васс’ханом, то понял, что это знак судьбы.
Арлинг не верил в религиозную чушь, которую нес Абир. Из его слов следовало одно: великий человек, основатель учения халруджи, провел последние дни в плену у секты фанатиков и погиб мучительной смертью. Только за это стоило уничтожить город Нехебкая с лица земли.
Регарди закашлялся, хватая ртом воздух. У него был сильный, выносливый организм, но почему он до сих пор не привык к местному воздуху? Отчего спина гнулась, словно на плечи давила самая высокая вершина Гургарана, а руки безвольно свисали за спиной, будто сломанные ветки саксаула?
– Зачем я тебе? – с трудом выдавил он. Кашель затих, но горло походило на пересохший колодец в сикелийской пустыне. Оно было засыпано песком бессилия и ненависти ко всему, что окружало его в тот момент.
Нехорошее предчувствие оправдалось.
– Судьба распорядилась так, что тебя сделали вором, мой мальчик, – с показной грустью произнес Абир. – Ты стал хранителем знания, которое было украдено у бога. Солукрай никогда не должен был попасть к человеку – ни ложный, ни истинный. Сегодня ты отдашь его Нехебкаю, тому, кому он принадлежит по праву.
Теперь было понятно, отчего его так встретили горожане. Человек, обокравший бога, не мог рассчитывать на теплые объятия сектантов.
– Ошибок больше не будет, – продолжил Абир. – Этой ночью мы закончим Септорию Второго Исхода, которую пытались завершить пятьдесят семь негусов до меня. Ты отдашь Индиговому свое тело, а кровь нарзидов, его первых слуг, закрепит воплощение Нехебкая в человеческом мире. Имя истинного бога узнает весь мир.
– Какая же выгода лично для тебя? – усмехнулся Арлинг, радуясь, что еще сохранил чувство юмора.
– Я стану тем, кто поведет бога в мир людей, – серьезно ответил Абир. – И мне приятно, что его тело будет иметь внешность моего племянника. Ты так похож на мать,
Не верить, не слушать… Абир всегда обманывал его. Он не слепой, не калека, не ущербный.
А если так, что менялось? Неужели он гордился собственной силой – божественной ли, человеческой? Регарди никогда не думал об этом. Гордость – плохое чувство, оно предшествует слабости.
В глубине пещеры что-то ухнуло, монотонный хор мужских голосов, доносящийся, словно из-под земли, прервался, но через мгновение снова затянул низкую глухую ноту.
– Начинается, – довольно протянул Абир. – Нехебкай уже готов. Мы будили его весь месяц и, кажется, он нас услышал. Ты войдешь в историю, Арлинг. Когда Индиговый займет твое тело, мы отправимся в Сикелию, где уничтожим всех божков, чтобы сделать Нехебкая единственным богом мира. А потом черед дойдет до нашего с тобой дома. Мы растопчем Согдарию. Слушай дыхание бога, Арлинг, слушай…
Абир исчез, сердце Арлинга глухо стучало, повторяя удары барабанов, эхом раздающиеся по храму. Время утекало в пропасть, и кто-то гулко шептал в его голове: «Я возвращаюсь, а ты отдашь мне то, что должен был сделать давно». Ему ответил не Регарди, а другой голос, до боли знакомый и родной:
– Арлинг, – произнес он. – Иди до конца. До конца, но не до смерти.
***
Сначала пришли звуки. Невнятный рокот голосов, бессмысленные смешки, слабый, невнятный шепот, гулкий, нечеткий ритм барабанов – все сливалось в многократное эхо, превращаясь в зловещую симфонию его личного ада. Регарди ощутил под пальцами холод сырого камня и понял, что еще не умер. Сознание уходило и возвращалось по собственным, ему непонятным законам. Дышать легче не стало. Тело пыталось приспособиться к новому воздуху, но одной воли было недостаточно. Какое-то время Арлинг блуждал по закоулкам разума, стараясь уловить смысл происходящего. Мозаика получилось щербатой, с зияющими дырами на месте недостающих элементов. Их было слишком много, и он уцепился за первое всплывшее из недр памяти имя – Абир. Или Подобный, пятьдесят восьмой Негус, которого он пришел убить, чтобы… Смысл опять уплыл, оставив его бездумно слушать глухое бормотание человеческих голосов, окружавших со всех сторон.
– В молчании вещей, в Ночи Силы, за пределами проклятых царств, насладись нашей любовью, о Нехебкай! Приди!
Арлинг потряс головой и поднялся на колени. Его руки и ноги не были связаны, и это удивляло больше, чем резкий запах ясного корня, внезапно ударивший в нос. В следующий миг на него обрушился водопад ледяной воды, которая, казалось, полностью состояла из ясного корня – растения, способного поднять на ноги мертвеца. Кто-то бесцеремонно схватил его за волосы и, запрокинув голову, стал вливать в него живительный настой. Регарди стиснул зубы, но долго сопротивляться не смог. Не зная, зачем горцам понадобилось оживлять его, он выпил все до последней капли. Терять было нечего. В напитке оказался не только ясный корень – щедрые добавки журависа и осадок незнакомой травы оставили во рту едкий привкус.