Последний из рыцарей
Шрифт:
Марина подняла голову.
Во дворце было тихо. С тех пор, как она легла, месяц на небе прошел уже часть своего ночного пути.
«А вдруг?.. Вдруг он не придет сегодня? Боже милостивый, сжалься надо мной! Позволь мне уснуть!»
Марина не могла уразуметь, какое такое преступление совершила ее мать. Она такая добрая! Марина должна защитить ее.
Если бы только знать, который сейчас час! Наверное, уже утро, она лежала без сна так долго. В верхнем зале в конце коридора были часы, если она осмелится пойти туда… А чего ей бояться? Этот дядя Поуль был опасный только
Решительно, но, едва дыша от страха, Марина слезла с кровати. На цыпочках подошла к красивой резной дубовой двери и, приникнув к ней ухом, прислушалась. Все было тихо. Она осторожно выглянула в коридор.
Коридор был пуст, по всей его длине горели редкие фонари.
Марина осторожно кралась к бальному залу. В это время дважды пробили часы. Марина остановилась.
Два часа ночи. Дальше идти незачем. Он не пришел и уже не придет.
Успокоенная, она повернулась, чтобы идти к себе, и вдруг оцепенела. По коридору навстречу ей шел человек. На какой-то миг она приняла его за графа, но потом увидела у него на груди белую портупею телохранителя. К тому же этот человек был стройный, у него была быстрая походка, и выглядел он гораздо моложе графа.
— Что ты тут делаешь так поздно, дитя мое? — проговорил добрый голос.
Марина не двигалась. Неужели и он?.. Неужели все мужчины такие? Что ему надо?
Она испуганно сделала реверанс, хотя отец учил ее, что реверанс она должна делать только перед королем и королевой, что по своему положению она выше всех остальных, почти всех… И уж, конечно, выше королевского телохранителя!
Незнакомец поравнялся с нею. Лицо у него было доброе. Граф тоже был вроде бы добрый, хотя на самом деле под личиной доброты было сплошное притворство и фальшь. Этот человек был совсем не похож на него.
— Тебе приснилось что-нибудь страшное? — спросил незнакомец.
— Нет, — пролепетала Марина. — Я просто испугалась, что ко мне кто-нибудь придет.
— Почему же в таком случае ты не заперла свою дверь?
— У меня нет ключа.
Только бы не сказать лишнего! Кто знает, может, это переодетый палач? Нет, у палача глаза злые, а у того человека — добрые. И грустные.
Он огляделся:
— Где ты живешь?
Марина показала на свою дверь. Он подошел к ее двери и пошарил рукой над притолокой. Марину охватило мучительное желание броситься к нему и все рассказать, пусть он убьет графа и пусть останется с ней на ночь, пусть убедит ее, что все случившееся с нею в последнее время, — это только дурной сон. Но она не двинулась с места.
— Когда я был маленький, взрослые всегда прятали там ключ, — объяснил он. — Горничные прятали его, чтобы я не мог убежать к отцу и матери, потому что боялся темноты! Но я знал, где его искать. Меня они запирали, а тебе, значит, наоборот, не позволяют запираться? Вот твой ключ!
Он держал в поднятой руке ключ — ее спасение.
— Они должны понять, что ты имеешь право запирать свою дверь, если тебе страшно. А чего ты боишься? Привидений?
— Нет, — Марина низко опустила голову. — Одного человека, — вдруг вырвалось у нее. Господи, что же она делает! Ведь этого нельзя говорить!
— Человека? — Он удивился. — Кого-нибудь, кого ты знаешь? И что, он очень страшный?
Марина сжала губы, боясь сказать что-нибудь лишнее. Поблагодарив незнакомца, она схватила ключ и скрылась в своей комнате.
Тристан слышал, как ключ повернулся в замке. Два оборота, она попыталась сделать еще и третий, но ключ дальше не пошел.
Он печально покачал головой и продолжал свой путь. «Несчастные одинокие дети, — думал он. — В этом дворце и в окрестных поместьях живут тысячи одиноких детей! Их держат в таких железных рукавицах, каких сами взрослые не вынесли бы ни одной минуты!»
4
Тристан вышел на рассвете, чтобы собрать мочегонные растения, о которых у него сохранились смутные воспоминания после того, как он жил в Гростенсхольме. Как же они выглядели?
Ему не терпелось помочь бедной герцогине, сделать что-нибудь доброе после стольких лет бесцельного существования.
Он поехал верхом в пригородный лес, птицы уже проснулись и ликовали. Сам Тристан в эту ночь ни на минуту не сомкнул глаз, он лежал и вспоминал, как составляется целебная смесь. Люди Льда хранили свои тайны, они не передавали посторонним свое искусство врачевания.
Трава была мокрая от росы, испуганный зайчонок метнулся из-под конских копыт. Тристан, улыбаясь, следил за ним глазами. Мысль об охоте, стрельбе даже не приходила ему в голову.
Первые растения, медвежье ушко и хвощ, он уже нашел. Но этого было не достаточно, чтобы снадобье оказало нужное действие, в целительный состав входили еще несколько трав. Он понимал, что герцогиня, от которой все отвернулись, серьезно больна.
Наклонившись, Тристан разглядывал листы какого-то растения. Оно было похоже на веронику, которую он искал. Как же, оказывается, трудно найти именно то, что нужно. Для этого необходим навык.
А что, если он ошибется? И отравит герцогиню вместо того, чтобы помочь ей?
Тристан пошел в свою родню со стороны Паладинов, в нем не было почти ничего от Людей Льда. Темные глаза и волосы, смуглая кожа, длинные, узкие ладони и густые брови сразу выдавали в нем аристократа. К тому же он был очень раним, и эту ранимость он, как и его тетка Габриэлла, мать Виллему, унаследовал от Паладинов. Судьба многих Паладинов сложилась не особенно счастливо. Судьба его деда Александра, судьба Габриэллы, его собственная судьба… На нем род Паладинов прервется. И, пожалуй, это к лучшему.
Тристан остановился, мысли его приняли запретный оборот. Он вспомнил тот день, который навсегда омрачил его жизнь. И им снова овладели гнев и отчаяние, так бывало всегда.
Сегодня никто не заставил бы его поверить, что он сам добивался расположения сестры Эльдара Свартскугена. Как же ее звали? Ах да, Гудрун. Ему было пятнадцать лет, и он никогда не видел такой красивой девушки. Под красотой скрывалось зло, но это он понял только потом. Говорили, что она умерла от какой-то ужасной болезни, которой для забавы заразила и его. Эта болезнь навсегда лишила его радости, тенью легла на всю его жизнь.