Последний клиент
Шрифт:
Коля выдохнул неизрасходованный воздух, заглянул в список телефонов под рубрикой «На крайний случай» и позвонил Ищенко.
— Не ори! Я все равно не понимаю! Мне Ищенку надо… Николай…
Ищенко прибыл только через полчаса. Вид его был довольно помятый — перед тем, как улечься, видать, принял пару стаканчиков граппы…
— Что за шум?
Коля посмотрел на него, поморщился, словно от зубной боли, и отхлебнул только что заваренного чая из кружки.
— Вон синие, вишь? Один, значит, бродил по территории. Я его случайно дверью пришиб. А этот… — Николай присмотрелся к лежащим, — который к тебе, значит, ближе, на меня с этим, как его, с кайлом! Я сначала думал, туристы какие. Заблудились. Сейчас-то
— Кто деру?
— Я ее имени не знаю… Маленькая такая.
— И что нам с этим всем делать?
— Кирилл сказал, чтоб ты ментам позвонил и чтоб этих забрали от меня. Христа ради, сказал… А сам приедет к утру, часов в десять. Обещал…
Ищенко, скрипнув подметками влажных сапог, присел на корточки перед близнецами и со вниманием терапевта прислушался к их прерывистому дыханию.
— Ты бы снял с них свою железяку? А то, может статься, никто и не узнает, каким макаром ты их добыл. А значит, за это могут и судить…
— Ага, судить… — недовольно повторил Коля, но штангу снял. — Этих вот надо молодцов судить! А если бы не я? Вот ты, к примеру? Они б тебя всего кайлами б и истыкали… Звони в полицию, пусть приедут.
— А ты бы их связал, что ли?
— Это зачем? Никуда они не денутся. Теперь…
Полицию прождали еще с час — дороги замело прилично, и, видать, полицейские автомобили пришлось оборудовать цепями. С обычным нарядом прибыл и знакомый Николаю по прошлому происшествию полицейский с иностранной фамилией. Ее Коле никто не называл, но и так было видно, что рожа противная. Он-то насел на Николая со своими вопросами, которые, в силу некоторого языкового барьера, задавал через Ищенко. Вопросы были одинаковые: когда именно, где именно, кто именно, в какую кто очередь, и так далее. Один только вопрос принудил Николая призадуматься. Полицейский с рожей спросил, из какого оружия Николай стрелял по джипу — полицейские его обнаружили там, где «Самурай» и испустил свой дух.
Ищенко вмиг сообразил, что здесь расставлена простенькая ловушка, попасть в которую было бы очень не умно, и тем не менее, будучи человеком в некоторой мере законопослушным, он перевел вопрос полицейского следующим образом:
— Этот хрен итальянский хочет узнать, есть ли у тебя нарезное огнестрельное оружие, которое ты использовал при стрельбе по какой-то машине?
— Ну, маму его! Я же не настолько идиот! — возмутился Коля и, обратившись к офицеру впрямую, продолжил: — У меня, понимаешь? Есть оружие… Если мишень маленькая, то я стреляю по ней из пальца. Вот так вот: «Пух!» — Коля наставил указательный палец на жандарма, чем несколько взволновал любителя спагетти. — А если мишень побольше… — Он повертел головой вокруг, подбирая подходящий для демонстрации предмет, а потом возьми и внезапно вдарь кулаком по стоящему рядом столу. Предмет мебели громко хрустнул, моментально лишившись одной из своих досок и пары ножек. А простоял он здесь, в подсобке, не один десяток лет и изготовлен был отнюдь не из ДСП. — Вот так вот, понял?
Пока полицейский с иностранной фамилией приходил в себя, Ищенко, насколько возможно детальней, переводил речь Николая.
— И вообще! Какого хрена этот, как его…
— Итальяшка хренов, — подсказал Ищенко.
— Вот именно! Чего это он вдруг не спрашивает этих узкопленочных, а? — И неожиданно для всех продемонстрировал Тони-Анджело жест, которому его как-то научил известный мелкий пакостник Жуков. Жест был крайне неприличный и являлся абсолютным всеитальянским оскорблением.
Рожа полицейского, и без того неприятная, налилась краской, он несколько раз нервно сморгнул и процедил:
— Передайте этому дебилу, чтобы он не покидал территории виллы без моего разрешения…
А Ищенко возьми да переведи все содержание последней фразы без купюр…
Надо сказать, что сравнение с дебилом Николая слегка задело. Он протянул левую руку и ухватил итальянца за локоть. На свободной своей руке он принялся загибать пальцы, предваряя каждое движение кратким описанием неприятностей, которые ожидают чудака полицейского в случае, если тот еще раз посмеет оскорбить Колю. Николай так о себе и сказал, в третьем лице: «Ко-лю». А Ищенко благоразумно отказался от перевода затянувшегося монолога, так как в обратном случае паре-тройке полицейских через несколько минут не на что было бы надеть не только фуражки…
Что утро все-таки наступит, выяснилось в восемь тридцать три. Именно в это время Николай приступал к своему ежедневному моциону. Привычный к подобным извращениям организм впрыснул в кровь некоторую порцию адреналина, но Коля, опустошенный перипетиями прошедшей ночи, с явным отвращением посмотрел на лежащую у разломанного стола штангу и сказал:
— Вот уж хрен сегодня!
— Что? — звонко откликнулся задремавший рядом Ищенко. — Опять кто-то?
— Да нет, батя, пора просыпаться. На дворе снегу по колено, нужно шнек запускать. А то командир приедет, а у нас такой бедлам…
— Бедлам — это дом для умалишенных в Англии был. Когда-то, — блеснул своими познаниями мажордом.
— Вот и я о том же: стол сломал, полиция приезжала… Мало нам неприятностей. Лучше отщелкать бы этих япошек, да в тазики, да с водичкой, да на мороз. А как застынут — с горочки со свистом. Пусть себе потом выясняют, кто там, когда и откуда и в какую очередь…
— Да, нехорошо получилось… — поддержал на нудной ноте Ищенко и как-то лениво заводил носом. — Слушай, Колюша, а не выпить ли нам для услады души по бокальчику? А то со вчера как-то… — Ищенко покрутил перед собой ладошками, изобразив не очень ясную, но спиралевидную конструкцию. — А я тебе шнек заведу и лопаткой, где надо, а?
— Не, мне нельзя, командир приедет и этот, с рожей. Опять будет приставать с вопросами: из чего стреляли да из чего стреляли… Из задницы, козел! А ты давай, если хочешь, дорогу-то показывать не надо?
Ищенко дорогу в закрома знал преотлично. Но вот беда: с год как был объявлен барином указ — вино барское не трескать, на службу являться вовремя и гостей, если таковые на вилле имеются, своим пьяным безобразием не пугать! Да и было с чего указ издавать — на какой-то день, не то независимости, не то первого урожая, Ищенко с Жуковым так натрескались, что, выползши из подвала в виде осьминогов двуглавых, наскочили на даму, посетившую с визитом барыню для приятного времяпрепровождения. А дамочка-то не из местных — вся из себя от Кензо и на каблуках миллиметров в сто двадцать. Идет она с барыней, по-французски о последнем показе голых жоп на Елисейских Полях рассуждает, а тут из галереи два пьяных вурдалака, которым уж и не разобрать, какая из всех этих ног чья. Ну, дамочка и посчитала все ступеньки донизу. Аж восемнадцать штук. Барыня в голос, ребенок в голос, а Жуков отцепился от Ищенко и обратно, в погреб. Тоже руку сломал. А потом сутки барину на глаза не показывался…
Ищенко усмехнулся в соломенные усы и потопал проторенной дорожкой.
— На черта же тогда указ такой нужен, если его никто и так не нарушает… А как та дамочка-то упала, оказалось, на ней исподнего и вовсе нету. Видимость одна…
Пока Ищенко приводил себя в порядок, Коля убирал снег. С полгектара уже убрал. Взмок крепче, чем на тренировке по поднятию тяжестей. Еще с полгектара осталось, а тут и мажордом из дома вышел — глазки ласковые, как у Ильича, с небольшим прищуром. Огляделся вокруг, крякнул, пристукнул каблуком о гранитные ступени: