Последний клиент
Шрифт:
— Через пять километров граница. Что будем делать?
— Ты куда-то торопишься? Стой и жди команды, — ответил Жуков недоверчиво поглядывающему на него водителю. — А пока сбегай-ка вон в ту лавку и купи себе пару носков. Если же носками там не торгуют, разузнай, нет ли у них противогаза на случай третьей мировой войны…
У Кирилла образовалось дел не менее, чем у его приятеля Бориса. В Берне была отпущена на волю свободолюбивая птичка Маркова. Без особой теплоты, лобзаний и клятв в верности до гроба она выпорхнула из джипа, едва не оставив в память о своем пребывании три неподъемных чемодана с туфлями и нижним бельем. Затем, разумно рассудив, что в излишнем балласте нет необходимости, командир сухопутной эскадры высадил утомленных приключениями Галкиных и ответственного за их младенческий рассудок Грибмана, предложив провести
— Вот тебе, братец Кролик, и Рождество! И выбрать не из чего! — болезненно сморщившись, вслух констатировал Род.
Конечно, существовала пара вариантов, которые могли бы вполне устроить человека разумного. Один из них — возвращение в обжитую до отвращения дыру, в квартале «С», в Ист-Сайде, к выматывающим своей ритмичностью походам к абонентскому ящику — девять — двадцать фунтов гонорара за соседскую кошку или собаку, сотня-другая — за жизнь какого-нибудь ревнивца или жизнь его спутницы, — все это выглядело слишком серо и обыденно. Да и некто, заказавший музыку, непременно пожелает встретиться с отставным сержантом. А в планы Галлахера встреча с этим, возможно рассерженным, господином не входила.
Второй вариант, более дорогостоящий, — убраться подобру-поздорову подальше, да хоть бы на другой материк. В Африку, к примеру… Устроиться в какую-нибудь контору охранником или руководителем службы безопасности и дожить свой век среди баобабов, жирафов и черномазых… Хижина под банановыми листьями с видом на глинистый берег Замбези и, если особенно повезет, покладистая босая зулуска с консервной банкой из-под сардин в левом ухе… Но, к счастью для зулуски с консервной банкой, Род обладал способностью конструировать в собственном сознании довольно удачные логические схемы, которые, может быть, и не привели бы к ожидаемым результатам, но вполне могли увлечь их созидателя довольно далеко. Веттеншапен с Биркиным — тому пример. Но о них Галлахер не вспоминал уже достаточно давно. Давно, если учесть, что встреча, так нелепо прерванная какой-то сумасшедшей дамочкой, завершилась всего лишь тридцать часов назад. И за это время кое-что изменилось. Галлахер обрел способность передвигаться в обуви, следить за стремящейся под колеса дорогой, не морщась от боли в обожженном лице, и размышлять.
Этой способностью Галлахер гордился особенно, так как в сочетании с его недюжинной решимостью и обозначенной им самим целью можно было добиться любого желаемого результата. А что касается возможных происков полиции — здесь Род рассуждал настолько же здраво, насколько и примитивно: к убийству Веттеншапена его можно притянуть только за уши — нет ни свидетелей, ни потерпевших, способных дать показания. Что касается мелкого идиота Биркина — возможно, им сейчас и занимается полиция… И пистолет! Но предстоит еще доказать, что именно он, Галлахер, держал его в руке и тем более стрелял… Обожженное лицо — с этим следовало что-то сделать, так как мазь, приобретенная в одном из городков, попавшихся на пути, была явно от солнечного ожога. Но вот куда править? Галлахер и в момент своего позорного бегства в Невшателе, и сейчас ни на минуту не желал отказываться от своих, пока бесплотных фантазий, а боль только прибавляла злости и сил. Куда править?.. На границе, на любом ее направлении его, несомненно, ждут. Даже не зная кого, будут искать мужчину с обожженным лицом и, возможно, на синем «Эскорте». Затеряться в большом городе — Берне, Базеле или Цюрихе? На первый взгляд просто, если не считать количества полицейских на душу населения и оперативность, с которой все мало-мальские гостиницы будут взяты под контроль. Похоже, они и так стоят на ушах с тех пор, как в одном городе за одну ночь погиб на посту полицейский и пропал без вести водитель такси…
А если городок поменьше? В уголке поглуше? И что-нибудь изобразить? Галлахер достал карту. Он твердо знал, что лучшая позиция — это позиция за спиной противника. Но где противник в данном случае — не ясно. Из чего Род сделал вывод: необходимо вернуться к этому горному гнезду — подобные дома не бросают на произвол судьбы. Тем более сделка с Веттеншапеном у этих русских не состоялась… Ну, конечно, не в сам Вадуц, а расположиться где-то поблизости. Галлахер поводил рыльцем по карте. Ближайшим к нему населенным пунктом оказался Санкт-Галлен — Цюрих он миновал затемно. А от Санкт-Галлена до Роршаха рукой подать, и погода, кстати… И тут у Галлахера созрело действительно гениальное решение — одним ходом он мог приблизиться к базе противника на расстояние, что называется, ружейного выстрела и легализовать свою подпаленную рожу. А для этого необходим всего-то пустяк — как следует все подготовить, дождаться попутной или встречной машины и…
— Славы или денег? — спросил Кирилл у Тони-Анджело, опустившись перед ним на легкий металлический стул.
Тони стремительно втянул в себя то, что у них принято называть пастой, и привычно причмокнул. От неожиданности. Как говорится, всегда есть над чем поразмыслить, было бы чем. И пусть процесс мышления Тони был непосредственно связан с этой достаточно неприятной для собеседников привычкой, он все же считал: если у человека не вся черепная коробка является инструментом переработки продуктов питания, то это должно быть заметно по первой же ответной фразе.
— А в разумном сочетании?
— Заканчивайте трапезу — нам придется пройти в ваш офис…
— В офис? — насколько возможно лукаво (с подобной-то рожей) улыбнулся полицейский. — А что нам там надо?
— Вы согласны на разумное сочетание?
— Ну разумеется…
— Вот и будьте разумны — все, что вам следует узнать, вы узнаете…
— А то, что мне узнать бы хотелось?
— Читайте побольше, Тони, и все образуется…
В маленьком и на удивление чистом кабинете, где полицейский начальник едва размещал свое крупное, неловкое тело, было уютно. Малопривлекательные лица пяти или шести отпрысков Тони пялились со стен, застигнутые в самые неподходящие для фотографии моменты. Да и жена его, возможно итальянка, здорово смахивала на старую, с опаской перебегающую дорогу жидовку. Между этими наглядными доказательствами правоты товарища Энгельса висели какая-то справка при печати и в рамке, прошлогодний календарь с неутолимо вздымающимися женскими грудями на фоне белого песка среди мелких, почти незаметных в этом великолепии волн и фоторобот какого-то маньяка в шляпе и очках.
— Это мой папа! — с некоторой гордостью заявил Тони. — Он был начальником центральной тюрьмы в Люксембурге…
— Я рад за него. — Кирилл смахнул со свободного кресла истерзанный иллюстрированный журнал и со вздохом утомленного человека присел на край. — Значит, в разумном соотношении?
— Именно так. — Полицейский, с выражением достойным сострадания, посмотрел на появившуюся в руке Кирилла сигару и чмокнул. Или он так облизывается? Кирилл не стал прояснять этого и протянул портсигар. Он тут же исчез в ящике стола целиком и без объяснений. Возможно, Тони решил оставить удовольствия на потом, теперь же он принял позу сосредоточенного и уверенного в своих полномочиях чиновника. — Так что вы хотите мне предложить?
— Первое условие: вы не задаете вопросов. Согласны?
— Ну, предположим… — не очень уверенно промямлил Тони.
— Не «предположим», уважаемый, а просто не задаете. А я вам предлагаю в конечном пункте наших с вами взаимоотношений удачную развязку целой цепи преступлений, совершенных на вверенной вам территории…
— Совершенных? — с явным сомнением в голосе переспросил Тони.
— Ну, допустим, которые будут совершены в ближайшее время.
— И каков же характер этих самых преступлений?
— Речь идет о шайке фальшивомонетчиков, намеревающихся провернуть свое дело буквально в двух-трех километрах от вашего участка. Возможно, и не в Лихтенштейне, но в непосредственной близости…
— Очень интересно… И не вы ли представляете этих фальшивомонетчиков?
— Мне казалось, Тони, что вы все схватываете на лету… Но, простите, не теперь. Разве я, человек очень состоятельный и дорожащий своим положением здесь, стал бы проворачивать аферу на виду у вашего недремлющего ока, с риском быть арестованным и, не допусти господи, осужденным?