Последний кольценосец
Шрифт:
Костер тем временем прогорел дотла – солянки почти не дают углей, сразу обращаясь в золу, – и Халаддин, сунув Цэрлэгову «кхандскую» пиалу в котелок с остатками заварки, спустился к ручейку сполоснуть посуду. Он уже поставил на прибрежную гальку чистый котелок и отогревал дыханием пальцы, онемевшие от ледяной воды, когда по окружающим валунам пробежали быстрые отсветы – костер у него за спиною разгорался вновь. «Кому там из них не спится? – удивился он. – Что-то я против света ни черта не разберу…» Черный – на фоне огня – силуэт замер в неподвижности, протянув руки к быстро разрастающимся оранжевым язычкам. Световой круг плавно раздвинулся, выудив из мрака лежащие
Сидящий у огня между тем неспешно поворотился в сторону незадачливого часового и адресовал тому властный приглашающий жест: ясно как день – если бы это входило в его намерения, все трое давно уже были бы покойниками… В каком-то оцепенении Халаддин вернулся к костру, сел напротив пришельца в черном плаще – и тут у него разом перехватило дыхание, как от хорошего удара в корпус: тень низко надвинутого капюшона скрывала пустоту, из которой на него пристально глядела пара тусклых багровых угольков. Перед ним был назгул.
ГЛАВА 15
Назгулы. Древний магический орден, деятельность которого издавна окружена самыми зловещими слухами. Черные призраки, якобы вхожие в высшие государственные сферы Мордора; им приписывались такие чудеса, в которые ни один серьезный человек никогда в жизни не поверит. Он и не верил – и теперь вот назгул явился по его душу… А мысленно выговорив эту расхожую фразу – «явился по его душу», он едва не прикусил себе язык. Халаддин, будучи скептиком и рационалистом, всегда при этом отчетливо сознавал: есть вещи, до которых не следует дотрагиваться пальцами – оторвет… И тут он услыхал голос – негромкий и глуховатый, с трудноуловимым акцентом, причем звук, похоже, исходил не из мрака под капюшоном, а откуда-то со стороны… или сверху?
– Вы боитесь меня, Халаддин?
– Да как вам сказать…
– Так прямо и скажите – «боюсь». Видите ли, я мог бы принять какой нибудь… э-э-э… более нейтральный облик, но у меня осталось слишком мало сил. Так что придется уж вам потерпеть – это ненадолго. Хотя, наверное, с непривычки и вправду жутковато…
– Благодарю вас, – сердито ответил Халаддин, почувствовав вдруг, что страх его и в самом деле улетучился без остатка. – Между прочим, вам не мешало бы представиться – а то вы меня знаете, а я вас нет.
– Вы меня, положим, тоже знаете, хотя и заочно. Шарья-Рана, к вашим услугам. – Край капюшона чуть опустился в легком поклоне. – Точнее сказать – я был Шарья-Раной раньше, в предшествующей жизни.
– С ума сойти. – Теперь Халаддин нисколько не сомневался, что видит сон, и старался вести себя соответственно. – Личная беседа с самим Шарья-Раной – не задумываясь отдал бы за такое пять лет жизни… Кстати, у вас довольно своеобразная лексика для вендотенийца, жившего больше века назад…
– Это ваша лексика, а не моя. – Он готов был поклясться, что пустота под капюшоном на миг структурировалась в усмешку. – Я просто говорю вашими же словами – для меня это не составляет труда. Впрочем, если вам неприятно…
– Да нет, отчего же… – Бред, совершеннейший бред! – А вот скажите, досточтимый Шарья-Рана, болтают, будто все назгулы – бывшие короли…
– Есть среди нас и короли. Так же как королевичи, сапожники, портные… ну, и все прочие. А бывают, как вы видите, и математики.
– А правда, будто вы после опубликования «Натуральных оснований небесной механики» целиком посвятили себя богословию?
– Было и такое, но все это тоже осталось в той, предыдущей жизни.
– А уходя из этой самой «предыдущей жизни», вы просто расстаетесь со своею обветшалой плотью, обретая взамен неограниченные возможности и бессмертие…
– Нет. Мы долгоживущи, но смертны: нас действительно всегда девятеро – такова традиция, – но состав девятки обновляется. Что же до «неограниченных возможностей»… Это ведь на самом деле немыслимой тяжести бремя. Мы – магический щит, век за веком прикрывающий тот оазис Разума, в котором так уютно устроилась ваша легкомысленная цивилизация. А она ведь абсолютно чужда тому Миру, в коем нас с вами угораздило родиться, и Средиземье борется против этого инородного тела, обрушивая на него всю мощь своей магии. Когда нам удается принять удар на себя – мы развоплощаемся, и это просто очень больно. А вот если мы допускаем ошибку и удар все же достигает вашего мирка… Тому, что мы испытываем тогда, нет названия в человеческом языке; вся боль Мира, весь страх Мира, все отчаяние Мира – вот плата за нашу работу. Если бы вы только знали, как может болеть пустота… – Угли под капюшоном как будто подернулись пеплом. – Одним словом, вряд ли стоит завидовать нашим возможностям.
– Простите, – пробормотал Халаддин. – У нас ведь никто и не подозревает… болтают про вас невесть что… Я-то сам думал, что вы – фантомы, которым нет дела до реального мира…
– Очень даже есть. Я, к примеру, хорошо знаком с вашими работами…
– Нет, вы это серьезно?!
– Вполне. Мои вам поздравления: то, что вы сделали в позапрошлом году по части исследования нервных волокон, откроет новую эпоху в физиологии. Не уверен, что вы попадете в школьный учебник, но в университетский курс – с гарантией… Если только, в свете последних событий, в этом Мире вообще будут существовать школьные учебники и университеты.
– Да-а? – протянул Халаддин в некотором сомнении. Что и говорить, слышать такую оценку из уст Шарья-Раны (если это и вправду Шарья-Рана) было приятно – не то слово, однако великий математик, похоже, слабовато разбирается в чужой для него области. – Боюсь, что вы путаете. Я и впрямь кое-чего достиг по части механизмов действия ядов и противоядий, но та работа по нервным волокнам – это же было просто минутное увлечение… пара остроумных экспериментов, гипотеза, которую еще проверять и проверять…
– Я никогда ничего не путаю, – холодно отрезал назгул. – Та небольшая публикация – лучшее, что вы сделали – и сделаете – за всю свою жизнь: во всяком случае, имя свое вы обессмертили. И я говорю это не потому, что так думаю, а потому что знаю. Мы обладаем определенными возможностями в предвидении будущего и изредка ими пользуемся.
– Ну да, вас же должно интересовать будущее науки…
– В данном случае нас интересовала не наука, а вы.
– Я?!
– Да, вы. Но кое-что так и осталось неясным; вот я и явился сюда задать вам несколько вопросов. Почти все они будут… достаточно личными, и я прошу об одном: отвечайте с той степенью откровенности, которую вы находите допустимой, но не пытайтесь выдумывать… тем более что это бесполезно. И кстати – не вертите головой по сторонам! Вокруг вашей стоянки нет ни одного человека в радиусе… – назгул секунду помедлил, – в радиусе двадцати трех миль, а ваши товарищи будут спокойно спать, пока мы с вами не закончим… Ну так как – вы согласны отвечать на таких условиях?