Последний кольценосец
Шрифт:
– Чепуха, – твердо отвечал он. – Одеваемся, и вперед; аритане – так аритане. Кстати… твой камень, если я не путаю, сапфир?
– Да, а что такое?
– Пока ты прихорашиваешься, я как раз успею прогуляться через улицу до лавки достопочтенного Чакти-Вари – на предмет свадебного подарка. Время, конечно, неурочное, но за такие деньги, – он подкинул на ладони мешочек с остатками Шарья-Раниного золота, – старикан выпорхнет из постели как вспугнутый фазан…
И тут он осекся, увидав лицо Элвис: та стремительно бледнела, а глаза ее из васильковых сделались черными – один зрачок.
– Нет!!! Тан, милый, не ходи, умоляю тебя!!
– Да что с тобой, маленькая? Это… это опять твои предчувствия? – Она быстро закивала в ответ, не в силах вымолвить ни слова. – Пойми, мне ничто не угрожает – я вышел из игры и просто никому больше не нужен…
– Хорошо, – она уже овладела собою, – пойдем. Но только вместе, ладно? Я буду готова через пять минут. Ты обещаешь, что не станешь выходить из дому без меня?
– Да, мамочка!
– Вот
Элвис чмокнула его в щеку и выскользнула в коридор; слышно было, как она отдает какие-то распоряжения недовольно ворчащей Тине. «Браво, господин барон, – мрачно подумал он, – дожили… любимая женщина поведет вас за ручку, обеспечивая вашу безопасность – сами-то вы даже на это уже не способны… Ты и так вышел из игры битым (что никак не способствует самоуважению), но если ты сейчас и впрямь послушно дождешься Элвис, то просто потеряешь право называться мужчиной… Ну а если предчувствие ее не обманывает – тем хуже для них. И пускай цена ему как шпиону пятак в базарный день, но уж третьим-то мечом Гондора он от этого быть не перестал… У него есть Снотворное и мифриловая кольчуга – рискните, ребята! И пусть ваши головы станут моим утешительным призом – настроение как раз подходящее… Тьфу ты! – Он едва не расхохотался. – Кажется, я начинаю всерьез относиться к женским предчувствиям». Окинул взором пустой сад (из окна второго этажа он просматривался как на ладони), совершенно безлюдную Яшмовую улицу с дээсдэшником в полицейской форме… В лавке Чакти-Вари – сторожевые кобры… И что с того?.. «Черт, – успел подумать он, перекидывая ноги через подоконник, – клумбу бы не помять, а то Эли мне за свои левкои голову оторвет…»
…Элвис была уже почти готова, когда уловила краешком глаза движение в саду. С остановившимся сердцем она дернулась к окну и узрела на дорожке Тангорна: тот послал ей воздушный поцелуй, а затем направился к садовой калитке. Шепотом адресовав своему благоверному парочку выражений, более приличествующих ее портовой юности, нежели нынешнему статусу, Элвис с некоторым облегчением убедилась, что барон при оружии и, судя по его походке, явно не склонен разевать варежку навстречу красотам летнего утра. Он настороженно миновал калитку, пересек улицу, обменявшись парою фраз с полицейским, и протянул руку к бронзовому дверному молотку на входе в ювелирную лавку…
– Та-а-а-а-а-ан!!! – прорезал тишину отчаянный крик.
Поздно.
Полицейский вскинул руку ко рту – ив тот же миг барон, судорожно хватаясь за горло, осел на мостовую.
Когда она выбежала на улицу, «полицейского» уже и след простыл, а Тангорн доживал последние секунды. Отравленная колючка, выпущенная из улшитана – маленькой духовой трубки дальнехарадских пигмеев, – вонзилась ему в шею, на палец выше ворота мифриловой кольчуги: извлечь из ножен Снотворное «третий меч Гондора» так и не успел… Барон стиснул до синяков руки пытающейся приподнять его Элвис и с хрипом выдохнул: «Фарамиру… Передай… Сделать…»; силился выговорить что-то еще (на самом-то деле заготовленная им фраза была – «Фарамиру передай – сделать не вышло»), но не хватило воздуха в легких: алкалоиды анчара, составляющие основу пигмейского яда, вызывают паралич дыхательной мускулатуры… Ни выполнить свою миссию, ни хотя бы дать знать товарищам о ее провале барон так и не сумел; с этой мыслью и умер.
…С соседнего чердака наблюдал за этой сценой через затянутую паутиной отдушину человек по кличке Перевозчик – чистильщик из организации Эландара. Он в недоумении опустил свой арбалет, тщетно пытаясь сообразить – кто же это его так ловко опередил?.. ДСД? Для Приморской, 12, слишком уж чисто сработано… А если все это лишь очередная уловка барона?.. Может, для верности все-таки всадить в него стрелу?..
…Мангуст к тому времени успел уже избавиться от полицейской формы и, вновь став вполне законно аккредитованным при МИДе послом Его Величества султана Сагула V Благочестивого – могущественного властителя несуществующих в природе Флориссантских островов, – без лишней суеты поспешал к порту: там его ждала зафрахтованная загодя фелюга «Трепанг». Поединок двух лейтенантов закончился тем, чем и должен был закончиться, ибо профессионал отличается от любителя еще и тем, что играет не до забитого им красивого гола и не до своего «психологического кризиса», а до шестидесятой секунды последней минуты матча. К слову заметить, означенная шестидесятая секунда наступила для Мангуста как раз в порту, где ему довелось еще раз продемонстрировать свой высокий профессионализм. Вряд ли он и сам сумел бы сформулировать, что именно не понравилось ему в поведении экипажа «Трепанга», но только он полуобернулся – якобы с каким-то вопросом – к шкиперу, ступившему на сходни следом за ним, ребром ладони перерубил тому гортань и спрыгнул в жирно-ржавую, подернутую мертвыми радужными разводами воду между пирсом и корабельным бортом. Это-то и дало ему пару секунд форы – как раз чтоб извлечь из-за обшлага и закинуть в рот маленькую зеленоватую пилюлю, так что в руки оперативников Джакузи попал лишь еще один (четвертый по счету за нынешние сутки) неопознанный труп: спецкоманда из «Феанора» сыграла с умбарской секретной службой вничью – по нулям.
…А Тангорн умер на руках окаменевшей от горя Элвис так и не узнав самого главного: именно его гибель от руки людей из тайной стражи станет последним доводом, разрешившим колебания Эландара, и в тот же день Тангорнов пакет
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВЫКУП ЗА ТЕНЬ
Снова и снова все то же
твердит он до поздней тьмы:
«Не заключайте мировой с Медведем,
что ходит как мы!»
ГЛАВА 55
Темнолесье, близ крепости Дол-Гулдур.
5 июня 3019 года
– Следок-то свежий. Совсем… – пробормотал себе под нос Ранкорн: он припал на колено и, не оборачиваясь, сделал знак рукою шедшему ярдах в пятнадцати позади Халаддину – давай-ка с тропинки. Двигавшийся замыкающим Цэрлэг обогнал послушно попятившегося на обочину доктора, и теперь сержанты на пару священнодействовали вокруг небольшой глинистой водомоины, обмениваясь негромкими замечаниями на всеобщем. Халаддиново мнение следопытов, понятное дело, не интересовало вовсе; да что там Халаддин – даже голос орокуэна в том совещании значил не слишком много: у разведчиков уже устоялась своя собственная табель о рангах. Вчерашние враги – итилиенский рейнджер и командир разведвзвода кирит-унгольских егерей – держались друг с дружкою подчеркнуто уважительно (так могли бы общаться, к примеру, мастер-златокузнец с мастером-оружейником), но пустыня есть пустыня, а лес есть лес – оба профессионала превосходно сознавали границы своих епархий. Рейнджер-то провел в лесах всю сознательную жизнь.
…В ту пору он был прям спиною, ходил широко расправя плечи – правое еще не вытарчивало выше левого, – а лицо его не обезображивал скверно сросшийся багровый шрам; он был красив, смел и удачлив, а форменный бутылочно-зеленый камзол королевского лесника сидел на нем как влитой – в общем, смерть девкам… Мужики из окрестных деревень его недолюбливали, и он находил это вполне естественным: ясно, что виллану хорош лишь тот лесник, что «входит в положение», Ранкорн же к своим служебным обязанностям относился с присущим молодости ригоризмом. Будучи человеком короля, он мог поплевывать на местных лендлордов и сразу же поставил на место их челядь – те при его предшественнике взяли за правило наведываться в королевский лес как в собственную кладовую. Всем была памятна и история с забредшей в их края шайкой Эгги-Пустельги – он разделался с этими ребятами в одиночку, не дожидаясь, пока люди шерифа соизволят оторвать свои задницы от лавок трактира «Трехпинтовая кружка». Словом, к молодому леснику относились в округе с опасливым почтением, но без особой симпатии; а впрочем, что ему было до тех симпатий? Он с детства привык быть сам по себе и общался не столько со сверстниками, сколько с Лесом; Лес был для него всем – и товарищем по играм, и собеседником, и наставником, а со временем сделался самым настоящим Домом. Болтали даже, будто в жилах его есть кровь восов – лешаков из зловещей Друаданской пущи, ну да мало ли чего болтают по затерянным в лесной глуши деревушкам промозглыми осенними вечерами, когда лишь огонек лучины не дает вылезти из темных углов затаившейся там древней чертовщине…
В довершение всего Ранкорн – к крайней досаде всех окрестных девушек на выданье – вовсе перестал появляться на поселковых игрищах, а взамен того зачастил в полуразвалившуюся сторожку на окраине Друадана: там с некоторых пор поселилась пришедшая откуда-то с дальнего севера, чуть не из Ангмара, старуха травница со своею внучкой по имени Лианика. Чем уж эта веснушчатая замухрышка сумела взять такого видного парня – одному Манве ведомо; многие полагали, что не обошлось тут без колдовства: бабка-то точно владела всяческими заговорами и умела исцелять травами и наложением рук – с того и жила. Про Лианику же было известно, что та общается со всеми зверями и птицами на их языке и умеет, к примеру, заставить горностая сидеть столбиком у себя на ладони вместе с беспечно умывающей мордочку полевой мышью. Впрочем, слух этот, возможно, возник просто оттого, что людей – в отличие от лесной живности – она дичилась и всячески избегала; сперва думали даже – может, вовсе немая? «Ничего, ничего, – обиженно вздергивали подбородок местные красавицы, если кто в их присутствии поминал о странном выборе королевского лесника, – глядишь, сойдутся породой…»
А что – по всему видать и вправду сошлись бы. Только не привелось… Потому что однажды вечером девушка повстречалась на лесной тропинке с развеселой компанией молодого сеньора, который выехал поохотиться и, по обыкновению, «чуток улучшить породу своих вилланов»; эти его забавы давно уже вызывали неудовольствие даже у иных соседей-лендлордов – «Право же, сударь, ваша наклонность трахать все, что движется и дышит…». Дело было обыкновеннейшее, по серьезному-то счету яйца выеденного не стоящее. Ну кто бы мог подумать, что эта дура потом возьмет, да и утопится… Убыло от нее, что ли? Не, братцы, верно люди говорят – все они там, на северах, чокнутые…