Последний компьютер Адамса
Шрифт:
— Центр Управления? — обратился Андерс в услужливо поднесенную ему рацию.
— Центр Управления слушает.
— Отключайтесь!
— Отключились, шеф.
— Что показывают дисплей-контролеры?
— Никаких перемен. Все системы функционируют нормально.
— Спасибо, друзья. — удовлетворенно пробасил Андерс. — Можете выпить бокал-другой. Вы неплохо поработали за последние два столетия. Теперь можно отдохнуть.
Он улыбнулся и, обращаясь к залу, с легкой дрожью в голосе торжественно и тихо произнес:
— Это победа.
Зал
«Слишком уж они все радуются, — неожиданно скептически подумал Адамс. — Не рано ли?»
Впрочем, он тут же отрекся от крамольной мысли, столь неуместно всплывшей в такой праздничный, долгожданный час.
IV
Проснулся Адамс от частого противного стука. Стучало где-то совсем рядом: не то возле уха, не то около подбородка.
«Что бы это могло быть?» — туманно подумал он.
Постепенно стук идентифицировался в области рта, и Адамс с трудом, но понял-таки, что стучат его собственные зубы. Одновременно пришло и чувство холода. Глаза, однако, не открывались, и он пошарил рукой вокруг в надежде найти одеяло. Вместо одеяла его рука нащупала банку пива, па дне которой при встряхивании еще что-то булькало. Отпив несколько глотков и полежав неподвижно минуты две-три, Адамс попытался перевернуться. Это оказалось делом нелегким, поскольку кровать под ним была на редкость жесткой и скользкой. Вскоре выяснилось, что никакая это вовсе не кровать, а линолеум в шашечку, которым Адамс не так давно застелил полы в кухне. Допив пиво, начинающий трезветь гений поднялся на четвереньки и, осмотревшись, понял наконец, почему ему так холодно и скользко.
Он действительно находился в собственной кухне, на полу, причем около открытого холодильника, из которого выползали тоненькие белые змейки ледяного воздуха.
Из верхней одежды на Адамсе был только красный в горошек галстук и полосатый носок в единственном числе, сбившийся к пятке. Второй носок находился почему-то в холодильнике, напяленный на большую лапу жареного, наполовину съеденного и перемазанного невесть чем бройлера. «Невесть чем» характеризовалось по большей части лиловой губной помадой.
Пошарив глазами, Адамс обнаружил и кое-что из «нижнего», нагло висящим на люстре, которое при более пристальном осмотре оказалось розовыми женскими трусиками, неизвестно как вознесшимися на недосягаемую обычно для данных вещей высоту.
С возгласом: «Отдай, дура!» Адамс стянул с курицы носок и запустил им в люстру. Бросок удался и создатель БОГа стал обладателем сразу двух ценных в его положении вещей.
Носок оделся сразу, с трусиками пришлось помучиться. Но значительно теплее почему-то не стало, и тогда Адамс, дотянувшись до стоящей в холодильнике бутылки виски, отвинтил мерзко упрямую крышечку и сделал пару глотков, после чего осторожно поднялся и закрыл холодильник.
Стало намного теплее.
Из комнаты донесся хриплый невыразительный стон, и Адамс, покачиваясь, направился к источнику звука. По пути он нашел одеяло, в которое была завернута кофемолка с недомолотыми зернами, встряхнул его, едва не завалившись от собственного резкого движения, и накинул на плечи.
В комнате царил невообразимый развал. Все, что должно стоять — лежало, а все, что должно лежать — висело.
— Адамс, мать твою! — захлебнулся стоном голос. — Помоги.
— А где ты? — вопросил Адамс, тупо озираясь по сторонам в надежде увидеть просящего.
— Да под диваном, дубина!
— А-а… — многозначительно протянул Адамс и направился к перевернутому дивану.
Отодвинув последний, он обнаружил абсолютно голого шефа, который одной рукой, конфузясь, прикрывал висюнчика, а другой, сжав пальцы в кулак, шутливо грозил своему спасителю.
— Не желаете, шеф? — Адамс потряс бутылкой виски.
— Я не пью с утра, строго ответил Андерс, пытаясь втиснуться в собственные брюки.
Впрочем, это удалось бедняге только наполовину. Обреченно махнув рукой, он взял протянутую ему бутылку и в два глотка опустошил ее содержимое.
— Эх-а! — удовлетворенно крякнул он и шмыгнул носом. — Ну, Адамс, ты вчера…
— А что я вчера? — глупо улыбаясь, с легким испугом перебил Адамс.
Он ничего не помнил.
— Да нет, — успокаивающе произнес шеф, — ничего страшного. Банкет помнишь?
— Помню.
— Двух балерин после помнишь?
Адамс посмотрел на жмущие во всех отношениях розовые трусики и несколько неуверенно, но все же отрицательно покачал головой.
— Ты их почему-то сразу невзлюбил, — шеф поднял с паласа надломленную сигарету, разорвал по месту надлома и прикурил остаток от зажигалки, которую, не глядя, вытащил из цветочного горшка.
— А чего они? — продолжал пытать Адамс, с трудом припоминая двух тощих девок с лошадиными мордами и острыми коленками.
— Да ничего, — ухмыльнулся шеф, — Нормальные бабы. Сделали все, что могли, а ты их после, в чем мать родила заставлял танцевать менуэт из какого-то классического балета.
— Танцевали?
— Нет, — шеф зевнул, — корриду устроили. Весь дом вверх ногами поставили.
Этого Адамс вспомнить уже не мог.
— А куда они делись, шеф? — на всякий случай спросил он Андерса, в глубине души надеясь, что момент расставания был вполне приличен.
— Ты их выгнал.
— Как, голых? — застыдился Адамс.
— Чего-то они успели напялить, а потом появился ты с бройлером в руке и, размахивая им, как булавой, выгнал бедных девушек к такой-то матери. И орал еще что-то непотребное.
— Что? — совсем сконфузился Адамс.
— Погоди, дай вспомнить… — шеф погасил окурок в блюдце с порезанным лимоном. — А-а, вот, кажется… да-да, ты размахивал бройлером и орал: «Фуэтё-фуэтё! Жопу мыть надо!»
Адамс густо покраснел. Такого он от себя не ожидал.