Последний козырь Президента
Шрифт:
– Товарищи! – произнёс он хорошо поставленным голосом. – Предлагаю начать митинг, и открыто высказать этой политической камарильи, которая сейчас находится у кормила власти, всё, что у нас наболело на душе! Пускай знают: народ не безмолвствует!
Толпа колыхнулась и ответила одобрительным гулом.
«Судя по тому, как оратор торопится, разрешения от мэрии на проведения митинга у них нет», – подумал я и закрутил головой: с минуты на минуту должен подтянуться «ОМОН».
Тут же нашлось несколько пенсионеров, которые ухватившись за микрофон, излишне эмоционально и сбивчиво
В это самое время, как я и предполагал, площадь профессионально охватили полицейские в спецобмундировании, вооружённые пластиковыми щитами и резиновыми палками.
Командовал ОМОНом высокий статный полковник, который со скучающим видом дождался окончания выступления очередного оратора, а потом поднёс мегафон к губам. В толпу полетели усиленные электроникой призывы разойтись и прекратить несанкционированный митинг.
Казалось, митингующие только, и ждали этого момента: толпа забурлила, заулюлюкала, и я вдруг увидел, как неожиданно образовалась цепочка из спортивного вида молодых мужчин, лица которых были скрыты под отворотами лыжных шапочек.
– Сейчас пойдёт потеха! – трезво рассудил стоящий рядом со мной молодой паренёк. – Катюха! Пора уносить ноги!
– А как? – жалобно пискнула сдавленная толпой девушка, которую парень назвал Катюхой.
– Пока не знаю! – откликнулся парень. – Но делать что-то надо! ОМОНовцам всё равно, сочувствующие мы или случайно здесь оказались: так наваляют, что мама не горюй!
– Пускай только попробуют! – потрясая новеньким черенком от лопаты, горячился стоящий рядом с парнем пенсионер в соломенной шляпе по моде шестидесятых годов прошлого века. – Пусть только сунутся! Жандармы!
– Отец! Ты где это взял? – боднул я подбородком воздух.
– Это? – потряс черенком пенсионер. – С машины раздавали. Вам, молодёжь, надо было к началу митинга подходить, тогда бы и вам досталось!
– Бросили бы вы, папаша, эту палку, а то вам от ОМОНА больше, чем другим, достанется! – резонно заметил паренёк, пытаясь протащить свою подругу свозь плотные ряды митингующих и тем самым избежать участия в боевых действиях.
Однако старичок не слушал ничьих советов и решительно рвался в бой.
Тем временем ситуация на глазах стала принимать угрожающий характер: ряды полицейских плотным строем стали надвигаться на митингующих, пытаясь вытеснить их в узкую боковую улочку, где их ждали сотрудники патрульно-постовой службы, готовые «паковать» нарушителей в автобусы и «автозаки».
Полицейским активно противостояла живая цепь парней с закрытыми шапочками лицами, которые играючи помахивали прутками арматуры и черенками для лопат. Было видно невооружённым глазом, что к такому развитию событий они готовы.
Через пару минут противоборствующие стороны хлёстко сошлись по всему фронту, и над площадью повисла матерная брань, крики раненых, а в воздухе ощутимо запахло «Черёмухой» [37] Последнее, что я успел увидеть – упавшее мне под ноги тело пенсионера в соломенной старомодной шляпе. Впрочем, шляпы на нём уже не было, а седая голова была залита кровью.
Толпа ахнула, качнулась и, затаптывая упавших, тоненьким ручейком стала просачиваться в боковую улочку. Меня сдавило со всех сторон, и обезумевшая масса людей против воли понесла меня прямо на щиты ОМОНа.
37
«Черёмуха» – слезоточивый газ, применяемый спецслужбами для массового разгона нарушителей общественного порядка.
«Только бы не упасть! – билась в моей голове мысль. – Только бы не упасть, иначе конец!»
Я каким-то чудом смог выпростать из толпы руки и ухватиться за чьи-то широкие плечи. На этом моё везенье и кончилось: толпа развернула меня спиной к наступающим полицейским, словно специально подставляя мой беззащитный затылок под удар резиновой палки.
Краем глаза я успел увидеть, как полицейский пытается стащить с фонарного столба организатора несанкционированного митинга – мужчину в серой водолазке и потёртых джинсах. Полицейский тянул за левую ногу вниз, а тот в ответ ступнёй правой ноги, одетой в кроссовку, бил его по каске, прозванной в народе «сферой».
Чем закончился неравный поединок, мне досмотреть было не суждено: неожиданно окружающий мир вздрогнул, потерял резкость, и затылок пронзила резкая боль, после чего я, словно под лёд, провалился в чёрный омут беспамятства.
Очнулся я в камере на деревянном лежаке, который здесь называли «шконкой». Голова раскалывалась от боли, и я машинально коснулся пальцами затылка: там, где у младенцев обычно находится «родничок», у меня нащупалась здоровенная шишка.
– Сильно досталось? – спросил сидевший на соседней «шконке» мужчина. В ответ я поморщился и еле заметно кивнул головой.
«Хороший довесок к имеющейся контузии!» – подумал я и снова потрогал шишку.
– А мне опять по почкам настучали, сволочи! – продолжал делиться сокровенным товарищ по несчастью. – Теперь минимум дня три буду кровью ссать.
Я пригляделся и опознал в случайном собеседнике организатора митинга, которого полицейские пытались стащить с фонарного столба. Я хотел высказать ему всё, что думаю о нём, о его несанкционированном мероприятии, и об испорченном выходном дне, как вдруг он протянул мне руку и коротко представился: «Новак».
В одно мгновенье я забыл о полученной травме. Ещё не веря в нечаянную удачу, я протянул ладонь и, морщась от боли, тихо произнёс: «Кантемир».
– О, да ладошка у тебя вялая! – сочувственно протянул оппозиционер. – Видать, тебе действительно хреново. Сейчас начнут вытаскивать по одному на допрос, попытаюсь тебе помочь.
– А ты, видать, тёртый калач! – промычал я сквозь зубы. – Все здешние порядки знаешь.
– Что поделать, брат! Политическая борьба подразумевает…
Что именно подразумевает политическая борьба, я не узнал, так как в это мгновенье скрипнула дверь, и на пороге камеры показался мужчина в штатском, и рядом с ним полицейский с ключами от камер.